Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Алексей Максимович, подобно Берлиозу, тоже однажды выступил заказчиком такого рода сочинения. «Следует сказать несколько слов о перекличках и параллелях в творчестве Горького и Булгакова начала 30-х годов. Любопытен, на наш взгляд, следующий факт: в самый разгар работы Булгакова над «романом о черте» (позднейшее название «Мастер и Маргарита») у Горького рождается замысел пьесы о черте, причем одного из возможных воплотителей этого замысла он видит в Булгакове. 4 февраля 1932 г. он писал заведующему литчастью МХАТа П.А. Маркову: «У меня есть кое-какие соображения и темы, которые я хотел бы представить вниманию и суду талантливых наших драматургов: Булгакова, Афиногенова, Олеши, а также Веев. Иванова, Леонова и др… Есть у меня и две темы смешных пьес, героем одной из них является Черт — настоящий!..» Замыслом пьесы о черте Горький поделился также с гостившим у него А. Афиногеновым, записавшим этот сюжет в своем дневнике: «Тема сатирическая, бытовая. Перед занавесом черт. Он в сюртуке, он извиняется за свое существование, но он существует. Он здесь будет организовывать цепь, заговор случайностей, чтобы люди через эти случайности пришли в соприкосновение и обнаружили тем самым свои внутренние качества, свои бытовые уродства. Черт передвигает вещи, подсовывает письма, черт создает внешние мотивировки для развития поступков людей в их бытовом окружении. Он порой язвительно усмехается и спрашивает публику: «Каково, хорошо ведь работаю, вот как людишки сталкиваются, вот какая чертовщина разыгрывается». К тому же времени относится горьковский набросок будущей пьесы под названием «Правдивый рассказ о злодеяниях черта», близкий по содержанию к тому, что записал Афиногенов.

Сам Горький понимал, что этот сюжет ему «не по зубам». Когда-то, в начале 20-х годов, он хотел сочинить произведение «о черте, который сломал себе ногу, — помните, тут сам черт ногу сломит!» Затем написал стилизованный рассказ о черте, живущем у почтмейстера Павлова, однако остался им, видимо, недоволен и никогда его не публиковал. Его реалистический метод сопротивлялся условности, связанной с появлением подобного «героя» на сцене. Черт как реальное лицо невозможен в эстетической системе Горького. Дьявольское, темное начало жизни может воплощаться здесь либо в человеческом облике (например, столяр в «Голубой жизни»), либо в образе двойника («Жизнь Клима Самгина») — в обоих случаях в виде галлюцинации, вызванной расстроенным воображением героя. Каково же было бы удивление (и смеем предположить, восхищение) Горького, если бы он узнал, что Булгаков работает над романом, по замыслу довольно близким горьковскому»[10].

Булгаков к тому времени уже более трех лет работал над романом о дьяволе. Об идее Горького он, разумеется, узнал и «отложил» в архив памяти. Вспомнил же снова уже после смерти Алексея Максимовича, последовавшей 18 июня 1936 года, когда стал наполнять свой роман «шифрами». Вот тогда-то образ Берлиоза и заиграл живыми, горьковскими красками.

Любопытно, что Булгаков долгое время не мог определиться, какие имя, отчество и фамилию дать своему герою. В этом смысле Берлиоз — фигура исключительная. В разных редакциях писатель именовал его Михаилом Яковлевичем, Антоном Антоновичем, Антоном Мироновичем, Владимиром Антоновичем, Владимиром Мироновичем, Марком Антоновичем, Борисом Петровичем, Григорием Александровичем. Были проблемы и с выбором фамилии: среди возможных вариантов были и такие, как Мирцев, Крицкий, Цыганский. При доработке последней редакции Булгаков даже пытался именовать своего героя Чайковским… Но все-таки самое первое наименование председателя писательской организации — Берлиоз — оказалось и самым прочным. В последние месяцы жизни писатель вернулся вновь к нему. Если сам образ Берлиоза от редакции к редакции практически не изменялся, то с инициалами творилась самая настоящая чехарда! Видимо, долгое время Булгаков пытался создать обобщенный художественный образ руководителя писательской организации, который погибал «случайно». Алексей Максимович, как никто другой, подходил на роль Берлиоза, однако «приговаривать» живого классика к испытанию на трамвайных путях у Булгакова не было никакого желания.

Но, наверное, и в творчестве присутствует своя логика. После 18 июня 1936 года ситуация качественно переменилась. Да и вдумаемся, наконец: кому, как не первому председателю правления Союза писателей СССР, претендовать на роль председателя МАССОЛИТА? Нам кажется это совершенно очевидным…

Берлиоз уверен, что человек сам управляет своей судьбой, но встречает решительное возражение со стороны Воланда. «И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… — тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, — да, саркома, — жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, — и вот ваше управление закончилось!»