Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

В композиции булгаковского романа имеется отчетливо прослеживаемое соответствие «древних» и «новых» глав, и не только сюжетное, но и временное: обе истории происходят в короткий период пасхальных праздников. Выбор именно этого времени жестко диктуется евангельским преданием. Отсюда следует, что дату смерти исторического прототипа Мастера надо искать в годовом временном интервале с центром, приходящимся на пасхальные праздники 1926 года (см. предыдущую главу), то есть с конца октября 1925 г. по конец октября 1926 г. Угадать исторический прообраз Мастера теперь уже нетрудно. Это Сергей Есенин, погибший в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года.

По предположению М.О. Чудаковой[11], образ Ивана Бездомного имел реальных прототипов из окружения Есенина — Ивана Приблудного и Ивана Старцева.

Иван Приблудный (псевдоним; настоящая фамилия и имя Овчаренко Яков Петрович; 1905–1937) — поэт, бывший беспризорник, в Гражданскую войну боец дивизии Котовского. Есенин одно время покровительствовал Приблудному и считал его своим учеником. Известна надпись Есенина Приблудному на книге «О России и революции»: «Читай, дурак, — учись. 1925. С. Есенин». Фамилия Бездомный придумана Булгаковым по ассоциации с псевдонимом поэта. Иван Приблудный, подобно Ивану Бездомному в романе, встречался с Мастером-Есениным накануне его смерти.

Старцев Иван Иванович (1896–1967) — литератор, член «Ассоциации вольнодумцев», компаньон Есенина по книжной лавке. В 1921 году некоторое время заведовал «Стойлом Пегаса». Есенин подарил Старцеву свою книгу «Преображение» с такой надписью: «Дорогому Старцеву. Да не старится душа пятками землю несущих. С. Есенин. М. 1920». После смерти поэта Старцев написал воспоминания «Мои встречи с Есениным».

Как и Мастер, Есенин незадолго до гибели (с 26 ноября по 21 декабря) находился в клинике, где пытался спрятаться. Он пишет поэту Чагину: «Опять лег (в клинику. — Прим, авт.), зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает… Все это нужно мне только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов».

Скандал был связан с оскорблением Есениным одного должностного лица при возвращении с Кавказа. Чиновник подал на поэта в суд. Тогда сестра Екатерина посоветовала ему лечь в больницу и тем самым избежать суда.

Теперь становится понятно, почему, в отличие от своих неопрятных приятелей Коровьева и Бегемота, Азазелло — убийца Мастера — одет безукоризненно. «В крахмальном белье, в полосатом добротном костюме, в лакированных туфлях и с котелком на голове» Азазелло напоминает черного человека из поэмы Есенина:

Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.

Черный человек булгаковского романа сменил цилиндр на котелок, сюртук — на костюм, чтобы не выделяться в толпе москвичей 20-х годов, но зато своей привычке выходить в мир людей из зеркала остался верен.

В своем письме Иванову-Разумнику в мае 1921 года Есенин, рассуждая о наиболее уважаемых им поэтах-современниках Блоке и Клюеве, писал: «Я не люблю их, главным образом, как мастеров в нашем языке». Там же Есенин говорит про Маяковского: «У него ведь почти ни одной нет рифмы с русским лицом, это — помесь негра с малоросской (гипербола — теперь была, лилась струя — Австрия)». Итак, Блок, Клюев, Маяковский, в противоположность ему, — не мастера.

Эти мысли дошли до Маяковского. И в стихах на смерть поэта он ответил:

У народа
у языкотворца
Умер
звонкий
забулдыга подмастерье.

Не мастер, а подмастерье. Булгаков не принимал такую оценку. Уж он-то знал, что равных Есенину в то время поэтов не было.

Самого Маяковского Булгаков вывел в образе поэта Рюхина. Кстати, Маяковскому, как Рюхину в романе, в мае 1926 было 32 года. Иван Бездомный насмехается над рюхинскими стихами, другими словами, это булгаковская ирония по поводу стиха Маяковского «Два Мая», опубликованного 1 мая 1925 года в газете «Вечерняя Москва» (за год до зашифрованных в романе событий). Смешной эпизод в романе, когда «отравленный взрывом неврастении» Рюхин обращается к памятнику Пушкину, — остроумная пародия на строки из стихотворения «Юбилейное»:

Сукин сын Дантес! Великосветский шкода. Мы б его спросили — А ваши кто родители? Чем вы занимались до 17-года — Только этого Дантеса бы и видели.

Рюхин, назвавший Дантеса белогвардейцем, вполне мог бы подписаться под этими строками.

«Я чувствую себя хозяином в русской поэзии…» — писал Есенин в марте 1923 года. Крестьянское слово «хозяин» подчеркивает основательность такого утверждения — это не претензия на первенство, а радостно осознаваемое чувство близости с народом и с выдающимися русскими поэтами, такими же хозяевами. Сегодня признание поэта кажется естественным. Другое дело, смутное время в литературе середины 20-х годов, когда несправедливая критика и прямая клевета преследовали Есенина.