Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

На Первом съезде писателей Алексей Силыч Новиков-Прибой был избран членом Правления Союза писателей СССР. Так что включение Булгаковым его прообраза в члены правления МАССОЛИТа вполне естественно. В том же 1934 году Новиков-Прибой построил себе дачу в поселке Черкизово Пушкинского района Московской области. Так что нужды в перелыгинских хоромах Штурман Жорж не имел. Новиковская дача находилась на берегу Клязьмы, поэтому Штурман Жорж вспоминает именно об этой реке:

«А сейчас хорошо на Клязьме, — подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литературный поселок на Клязьме — общее больное место. — Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной».

Жить за городом — было мечтой Новикова-Прибоя, и он ее осуществил самостоятельно, без помощи Союза писателей. При этом забавно, что насчет дач в правлении открыто бузили только Штурман Жорж и Глухарев, прототипам которых, как мы выяснили, дачи нужны не были. Надо признать, ситуация для творческих союзов обычная. Булгаков ничего не выдумал, он просто над этим посмеялся.

Критик Абабков — Андрей Платонов

Андрей Платонов писал не только прозу, у него есть и литературно-критические сочинения. Например, статья «Пушкин и Горький», на которую, как нам представляется, и обратил внимание Михаил Булгаков. Она носит очень общее название, которое не отражает реального ее содержания. Андрей Платонов размышляет о роли бабушек-воспитательниц в судьбе двух классиков, — Арины Родионовны и Акулины Ивановны. Так что, если по существу, то сочинение надо было бы назвать «О бабках», а самому сочинителю дать прозвище Абабков.

У Андрея Платонова свой особенный стиль. Думаем, он смешил Булгакова. Да и можно ли без улыбки читать следующий пассаж из упомянутой статьи:

«Чувствовал ли Пушкин значение матери — как начала жизни и как поэтический образ?.. Он был фактически сирота (мать его не любила), но сироты сами находят себе матерей, они без них тоже не живут. Для Пушкина женщиной, заменяющей мать, была няня, Арина Родионовна. Он не только любил ее нежным чувством, как благодарный сын, он считал ее своим верным другом-товарищем, Пушкин так и называет ее:

Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя.

В этих двух строках сразу дается отношение Пушкина к Арине Родионовне — как к товарищу: «Подруга…» — и как к няне-матери: «Голубка дряхлая моя».

Няня-мать рассказывала сказки, а Пушкин сказки сам писал. Они и по «профессии» были товарищами — оба поэты». Самое смешное в этом фрагменте — его абсолютная серьезность. Писателю хватило осторожности не написать про посиделки двух товарищей, когда они с горя хлопали по кружке горячительного. Но они припоминаются в связи с этим текстом сами собой.

А что же бабушка Горького? «Эта бабушка, похожая на весь русский народ и на Арину Родионовну, сыграла для Горького ту же роль, если не большую, что и Арина Родионовна для Пушкина». Тезис сильный и, думается, верный. Платонов, анализируя горьковскую повесть «Детство», сопоставляет Акулину Ивановну с древнейшей языческой богиней, прародительницей мира и всего сущего на земле. Но в своем матриархальном восторге Платонов излишне увлекается, и патриархальное начало жизни изображает в самых мрачных тонах: «Агрессивная сила деда, в котором дана вся русская кулацко-буржуазная действительность, десятки лет боролась с бабушкой — музой — и не победила ее, потому что бабушка — это самая волшебная жизнь, осознанная еще Пушкиным; бабушка обращает любых агрессивных чертей и бесов в тараканов; она воспитывает революцию в лице Алексея Пешкова». Для Булгакова нелепость этой прекраснодушной тирады была предельно ясна. Уж он-то доподлинно знал, что превращать чертей и бесов революции в тараканов будет Иосиф Виссарионович и что воспитывать (в классическом смысле) революционеров, прививая им память рода и дух Отечества, будет Александр Сергеевич, но уж никак не Алексей Максимович.

Драматург Квант — Федор Гладков

Понятие «квант» (от латинского quantum — «сколько») обозначает неделимую порцию какой-либо величины в физике. Булгаков широк, он использует модный физический термин, который после создания квантовой механики во второй половине 20-х годов стал одним из символов новейшего естествознания. Надо признать, что это не единственный пример использования в романе научной терминологии. Фагот-Коровьев щеголяет знанием бинома Ньютона и свойств пятимерного пространства. Относительно последнего термина стоит поаплодировать Булгакову отдельно, ибо он демонстрирует знание новомодной в его время теории Калуцы-Клейна, оказавшей позднее существенное влияние на развитие теоретической физики (так называемой теории струн).