Булочка с изюминкой

— Почему? — не удержалась от любопытства Варя.

Богиня неожиданно смутилась.

— Видишь ли… Меня ведь не только реабилитировали, но и выделили, так сказать, компенсацию. Позволили год-другой небольшого отпуска. Вот я и решила: проведу его в путешествии по мирам, посмотрю изнутри, что хорошо, что плохо; выводы сделаю. Авось всё потом в работе пригодится. Да и просто… отдохну. На самом деле — демиурги любят бывать в человеческих телах: ведь вы из-за недолгого века и осознания своей смертности испытываете куда более яркие эмоции, чем мы. У вас если встряска, то до поседения, если любовь — то, порой, до смерти…

— Да уж… «Сильна, как смерть…» — прошептала Варя.

Богиня помолчала.

— Вы порой и сами не понимаете, как счастливы даже в страдании, — сказала, наконец. — Впрочем, довольно об этом. Скажу только, что для принятия человеческой природы нам приходится порядком ограничить собственную, а это процесс долгий, и не слишком приятный. У меня вот-вот начнётся… как бы это выразиться… закукливание сущности, а перед этим нужно успеть проинспектировать своих земных подданных. Илларийцев-то я уже облетела; и, знаешь, была очень тронута, узнав, что меня и помнят, и даже храмы посещают, хоть и немногие… Ведь семьсот лет — существенный срок для людской памяти, согласна?

— Да уж, — кивнула Варвара. — У нас от греческих богов только мифы и остались, в основном… аморальные. А раз тебя не забыли, значит, ты о себе хорошую память оставила. Добрую.

Щеки богини порозовели.

— Выходит, так.

Наскоро, как могли, они обошли пещеры, следующие почти анфиладой после Храмовой. Миновали Пещеру Медведя — где до сих пор на стенах остались рисунки времён неолита, а с одной из стен скалился окаменевший череп доисторического Топтыгина. Когда-то, задолго до Горынычей, здесь жили люди, первоохотники, тоже, в каком-то роде, предки… Прошли Грот Колокольню — разумеется, без малейшего намёка на колокола, но с уходящим ввысь, пронзающим скальные недра, как пустотелая игла, сводом, и в самом деле напоминающим звонницу… Грот Золотой речки встретил их шептанием водных струй и подозрительно жёлтым, посверкивающим вкраплениями, песком на дне прозрачной подземной речушки. Кое-где ниже уровня воды проглядывали обточенные волнами бока самородков.

В пещере Кристаллов их путь закончился. Провал в очередной тоннель был засыпан.

Богиня кинула взгляд на шершавые стены, будто к чему-то прислушалась.

— Ага, здесь тогда же тряхнуло, что и наверху. Больше за три столетья толчков не было… Ну, вот, здесь тебе одной пока делать нечего, вернёшься, когда горных мастеров заполучишь. Там, дальше — Самоцветный грот. Доступ туда давай лишь горнознатцам, простых людей в соблазн не вводи. Для тебя, как для хозяйки, тут безопасно, а ворьё всякое горы сразу почуют и не пощадят.

Варя поёжилась. И отчего-то сразу припомнила Бажовские сказки о Хозяйке Медной горы, доброй к одним, безжалостной к другим. Это что же, и ей теперь придётся так вот — и казнить, и миловать? Насчёт «казнить», конечно, она не всерьёз, но ведь… нарушение порядка под землёй чревато иногда куда более сильными последствиями, чем на безопасной земле. Ох, как всё сложно…

Ну, да ничего. Учиться управлению можно ведь с чего попроще — например, с ресторанчика, о котором ей так славно мечталось в последние дни. Затем придёт пора рожать и радоваться деткам, а уж за это время она продумает, с чего начать расчистку да заселение Азов-горы. Узнает про горнознатцев: где их разыскать, чем заинтересовать… Как её матушка говаривала — глаза страшатся, а руки делают.

— Молодец, — неожиданно похвалила Тео, словно прочитав — а может, и впрямь прочитав — её мысли. — Право, молодец. Хорошие планы.

Кивнула зависшему за их спинами пергаменту, о котором Варя, грешным делом, успела позабыть; тот подпрыгнул в воздухе, скрутился и упал новой хозяйке прямо в руки. Чернильница с пёрышком всем своим видом выражали готовность служить дальше.

— Вот тебе и опись. Что ж, Варвара свет Горыновна, владей. Благословляю. А мне пора.

Глава 24

Вживаясь в роль полноправной хозяйки свалившегося на её голову наследства, Варвара Пална сидела в кресле предка, за его — теперь, получается, своим! — рабочим столом, задумчиво подперев подбородок одной рукой, а в пальцах другой покручивая лебяжье пёрышко… пока вдруг не обнаружила, что оно так и ластится, подставляя пушинки, так и льнёт, словно истосковавшаяся по доброму слову кошечка. Засмеявшись, погладила его большим пальцем и сунула за ухо, на манер карандаша. Чтобы не забыть при уходе. Отчего-то расставаться именно с этой безделицей не хотелось.

Она окинула взглядом кабинет пра-пра… неизвестно, в каком колене прадеда. Книги, поблёскивающие позолотой буковок на корешках, пузатая чернильница, уютные кресла, застывший, словно в ожидании запросов, глобус — все словно уставились на неё в ожидании и… обожании, которое она вдруг ощутила неким новым чутьём.