Но Эрих Мария уехал один. Впрочем, племянник урвал хоть что-то: надавив на приверженность дяди традициям, облёк его полномочиями свата. В конце концов, если уж минимальный срок помолвки, допустимый приличиями — три недели, так пусть отсчёт начнётся уже сейчас! И… ура, небольшая победа! Он добился разрешения встретить её на вокзале, пусть в толпе родственников и на правах того же родственника, пусть обменявшись при всех скромным рукопожатием, не более… но он, наконец, её увидит!
До вечера Крис честно провалялся в госпитале. Потом, после того, как консилиум из пяти целителей-магов признал его полностью здоровым и решил отпустить на свободу утром — сбежал. Хоть ему и велено было оставаться на больничной койке для закрепления результата — покивал, как пай-мальчик, позволил нацепить на себя всякие штучки-накопители, очень кстати черпанул из них даровой магии — и, едва оставшись один, перенёсся в свою спальню. Туда, заведомо зная, что хозяин использует для мгновенного переноса домой лишь эту комнату, верный Матеуш запускал прислугу лишь в определённые, строго оговоренные часы, а на всё остальное время двери и окна магически блокировались, чтобы никто из посторонних не был случайно разрезан порталом.
Рухнув поверх застеленной постели, Крис даже застонал от удовольствия. Казалось бы, какая разница — одна кровать или другая? Тем более что в элитном госпитале бытовые условия оказались весьма и весьма на высоте. Но тут… был дом, стены, помнящие и его, и мать, наблюдавшие многие годы, как единственный маленький герцог Авиларский растёт и мужает… Теперь они узнали и запомнили Барб. А на покрывале, кажется, оставался ещё её аромат…
Он втянул едва заметный запах фиалок и зажмурился от удовольствия.
Так. Всё это хорошо, просто замечательно, однако не надо забывать о деле.
Дядину выволочку он помнил хорошо, и теперь не собирался подводить людей, отвечающих за его здоровье и безопасность. Наверняка его отсутствие будет скоро обнаружено, и тогда поднимется не то что переполох — по тревоге могут вызвать и спецгруппу… Нет, он не настолько безответственен. Он лишь возьмёт родовое кольцо и тотчас вернётся.
Из сейфа, распознавшего хозяйскую ауру, повинуясь запросу, выпорхнула небольшая шкатулка.
В заговорённых недрах семейной сокровищницы таилось ещё несколько ларцов и ларчиков, один из которых — с драгоценностями королевы-регентши Анны, герцогини Авиларской, он скоро передаст Настоящей Женщине. По праву. При предыдущих женитьбах он гнал прочь сами мысли о том, что этих ожерелий, серёг, перстней, брошей коснётся когда-либо рука чужой женщины, алчной и расчётливой — а кто ещё согласится выйти замуж просто по договорённости, без предварительного знакомства, даже не попытавшись ни узнать жениха как следует, ни хотя бы сделать попытку ему понравиться? Нет, все эти претендентки, прекрасно зная о своей роли племенных кобыл, рвались под венец… вернее, в мэрию; все внимательно изучали брачный контракт, особенно пункты о компенсациях и неустойках, о собственных правах и его герцога, обязанностях, и ни одна за всё время проживания с ним под одной крышей не додумалась спросить, а что, собственно говоря, он любит, хотя бы на завтрак, как он проводит время, чего хочет — от очередной жены, от окружающих, от жизни, в конце концов. Все только брали, брали…
А вот Барб — та щедро отдаёт. Наделяет. Одаривает. Вот в чём разница.
Из углубления особой шкатулки он достал венчальное кольцо герцогов Ремардини. Анна, его мать, ещё перед замужеством передавшая полномочия брату Эдварду, но всё ещё почтительно называемая в народе «королевой», при разводе сняла его с пальца, положила в шкатулку… и магически запечатала в памяти трёхлетнего сына просьбу-напоминание: когда придёт время, вручить это кольцо только достойной женщине. Той, которую он сам с гордостью назовёт своей супругой и матерью его детей. Кольцо Тео, одно из немногих раритетов, доставшихся королевскому роду от самой Белой Богини.
Благоговейно он поцеловал топаз, обвитый оправой-змейкой, усеянной бриллиантами. О да. Барб его достойна.
Кто знает, если бы Диана согласилась носить это кольцо — может, сложилось бы всё иначе? И магия Богини защитила бы его первую жену от смертельной болезни? Но что теперь гадать! Ди тогда наотрез отказалась — кажется, само кольцо её пугало; и что-то было там, связанное с мифами о кровожадных змеемагах в их мире… Ни к чему теперь ворошить прошлое. Барб не испугается. Она с таким восторгом шептала ему о детских хвостиках, она уже любит малышей-змеёнышей! Как, кстати, у неё это получилось, дотянуться к нему через миры, чтобы это прошептать, Барлоговы веники? Но главное она как-то увидела его в великолепной и страшной боевой форме, но не испугалась ничуть, она приняла его полностью, во всех ипостасях! О, моя Женщина, сколько же в тебе загадок! Как сладостно будет познавать ответы… и просто познавать!..