Булочка с изюминкой

С воды от канала потянуло прохладой. Но приятной, долгожданной после знойного дня.

— Итак, я решила отдохнуть, оглядеться, да просто какое-то время не делать ничего, чтобы понять, чего хочется. Желаний-то у меня много, — она опять захихикала, — да вот с возможностями туговато, и не с денежными, не подумай. Года, знаешь ли, приносят иногда и неприятности вроде всяких временных болячек; мелочь, а надо считаться… А когда определилась, чего хочу — стала думать, куда девать хозяйство. Я ведь, знаешь, как привыкла? Ежели начинаю с чистого листа — то оставляю за спиной всё и окончательно, чтобы не увязнуть, чтобы не потащило назад. А вот дом бросать жалко.

Она вдруг погрустнела.

— Он ведь единственный, кто в этом мире помнит меня ещё девчонкой. Я здесь у тётки до семи лет жила…

Встряхнула голубыми кудряшками.

— Вот я и подумала: а подарю-ка его хорошему человеку! Джули не проведёшь, у Джули глаз, как у орла, давеча она хорошо рассмотрела ту, кому её дом понравился. Кто тут кружился днём, а? А сейчас глянула из окна — опять ты! Глаза круглые от любопытства, как у дитя, которое так и ждёт подарка. Вот тогда я и поняла, что это судьба. И под занавес мне остаётся лишь сотворить свою последнюю работу, апофеоз, так сказать…

Откуда-то из-под стола она выудила толстую кожаную папку.

— Так что, детка, если ты и впрямь пришла сюда за этой развалюхой — она твоя. Не сомневайся, ещё лет двести простоит.

Варя молитвенно сложила руки.

— Так не бывает, честное слово!

Старушка подмигнула.

— Ещё как бывает. Чувствуешь? Правильные флюиды уже разлетаются по всей Вселенной! Вот мир тебе и отвечает. А главное — у меня теперь как гора с плеч: больше ничто не держит. Я свободна, как птица! Ну, что, берёшь?

Как зачарованная, Варвара потянула папку, раскрыла. Умение читать, вложенное адаптивным поездом, не подвело.

Это была дарственная, в которой оставалось лишь вписать имя нового владельца дома и дату сделки. Заверенная подписями и печатями двух нотариусов.

— Ни один юрист не подкопается! — с гордостью заявила старушка. — Можешь связаться с любым консультантом или адвокатом, он тебе подтвердит, что всё чисто. Если согласна — приложи ладонь во-он к той синей печати, она активируется, запись пойдёт в муниципальный реестр недвижимости — и дело сделано!

Варвара подняла глаза.

…Увидела, словно наяву, сияние золотого самоварного бока, отражающееся в половицах деревянного настила, шустрых мальчишек-подавальщиков с корзинами сдобы, какое-то добродушное семейство, распивающее чай с булочками за соседним столом, кошку, трудящуюся рядом над блюдечком сметаны…

И возложила ладонь на печать.

На мгновение руку охватило туманом. И вот уже на гербовой глянцевой бумаге проступила в пустой строке готическая вязь: «Солнцева Варвара Павловна, место рождения — Земля», а сама печать налилась золотой краской.

— Вот и всё, — с удовлетворением, пробормотала Мальвина.

И прикрыла глаза.

— Я свободна…

«Спасибо!» — хотела было воскликнуть Варя. Но пожилая ценьона, не открывая глаз, погрозила ей пальцем: мол, не порти торжественности момента — и она послушно затаилась. Хоть стоило большого труда не запеть во весь голос, не вскочить, не закружиться с раскинутыми, словно крылья, руками, не закричать: «Эгей-гей, это всё теперь моё! И весь этот мир тоже мой!» Вместо этого она зажмурилась — и стала представлять, как вернётся домой, рассортирует дела на работе, заранее подготовит, кому что передать — и уведомит директора об увольнении. В три дня её, конечно, не рассчитают, не такая у неё должность, да и самой хочется уйти по-человечески, без «хвостов», оставив после себя добрую память…

Гитарный аккорд удачно вписался в её мечты, не разрушив, а вернув в реальный мир нежно, заманчиво. Струны брякнули совсем рядом, вслед за плеском… вёсел?

Варя широко открыла глаза. И чуть не свалилась со стула.

К низенькому парапету причаливала самая что ни на есть настоящая гондола. Пёстро одетый рулевой, отложив длинное весло, уже накидывал верёвочную петлю на чугунный столбик, а знойный бородатый идальго, стоящий на носу с гитарой, как-то знакомо подмигнул Варваре и пробежался пальцами по струнам, заставив их зазвенеть томно и призывно.

Улыбка идальго по ослепительности заменяла угасающее с закатом солнце.

— Ценьоры желают серенаду?

— Две серенады! — задорно отозвалась пожилая Мальвина.

И, склонившись, заговорщически шепнула Варе:

— Признавайся, это и есть твой мужчина?

Глава 27