Булочник и Весна

Тридцать первого утром, зайдя к Ирине проститься, я получил свой уникальный подарок – варежки. Они были прекрасны, черны, как мрак, но по кромке простёганы ниткой цвета весенней берёзовой ветки. Бордово-коричневый этот оттенок привёл меня в трепет. Как и в прошлом году, я позвал Ирину с Мишей поехать со мной к моим родителям. Но Ирина только покачала головой, и я уехал один. Однако прибыл в Москву не сразу. В городке у нас была назначена встреча с Петей.

72 Сеанс воздухоплавания

Михал Глебыч Пажков, как человек, не отделяющий личную жизнь от бизнеса, встречал Новый год с коллегами и на этот раз избрал для корпоратива место неподалёку от объекта его нынешней страсти – комплекса и монастыря. Им оказалась известная в Подмосковье конноспортивная школа, арендованная Пажковым со всеми потрохами, включая лошадей и инструкторов.

Прежде чем рухнуть в дым корпоративного праздника, Петя позвонил мне и бодро объявил, что у него есть для меня новости. При этом заехать в булочную не пожелал, настояв на встрече в нелепом месте – городском парке.

– Говорят, у них тут обогреваемое колесо обозрения завезли, финское! Зимой работает, – улыбнулся он, пожимая мне руку.

Петя был без шапки, в запорошенной дублёночке. На его тёмные волосы падал густой, предвещающий дорожные пробки снег. Глаза сияли шальной энергией.

– У нас полчаса, не больше. Мне ещё к своим, – сказал я, почуяв невнятную тревогу.

– Успеешь! – легко возразил он и поволок меня через белую аллею в дальний конец парка, туда, где возвышался тающий в снежной мгле круг колеса. К нему и вёл меня Петя, докладывая дорогой обо всём, что случилось с тех пор, как мы не виделись.

Главной его новостью было внезапно возросшее доверие Пажкова. На следующий день после фантасмагорического вечера, когда Петя тщетно пытался «умыть» Сержа и получил от Пажкова в нос, Михал Глебыч вызвал его к себе. Там, под коньячок, между ними состоялся некий судьбоносный разговор, о котором Петя и хотел рассказать мне.

– Прокатимся? – предложил Петя, когда, в дыму снега и сигарет, мы дошли до колеса обозрения.

Я с сомнением поднял голову на медленно движущиеся кабинки.