Бумажные летчики

96. Снег наотмашь хлещет меня по лицу. Слепит глаза. Я ощущаю его, чувствую его запах, я знаю, что грядет. Когда случится – тогда случится. Нет смысла объяснять. Просто оставайся на открытой местности. Дыши спокойно. Перед глазами мерцающие пятна. Вдали я вижу огни открытой автозаправки. Пульсирующий, флуоресцентный свет. Пятно. Невесомая тропа из аргона и галогена. Между нами – белая пустыня. Плавно идущая под уклон равнина. Мне кажется, она кренится все сильнее, все круче и круче с каждым шагом. Я иду, летнее солнце сквозь окна, занавески колышутся на ветру, и пытаюсь вспомнить. Нетронутый снег лежит сугробами, пятна света, словно волны в бушующем море, замерзшем посреди бури. Словно картина. Огни автозаправки – она похожа на фрегат, застывший навечно в момент кораблекрушения. Фрегат, который ты помнишь, она читает лежа на животе, на кровати, какую-то книгу, я не помню, какую книгу, с тех самых пор. Cнег метет все сильнее. Я пересекаю следы колес. На самом деле – я понял это только сейчас – это первые следы колес, которые я увидел за сегодня. Она читала, лежа на кровати, и на ней была только серая майка. Машины ничего не замечают. Они как мухи. Спорят с силой тяготения каждый день. Но однажды это окажется не по силам. Светящиеся пятна. Черный снег бьет в глаза. Пятнистый свет. Машины, и дома, и люди начнут соскальзывать с гладкой белой поверхности. Сметутся с нее, как крошки со стола. Черная коробочка. Лай продолжается. Дымящиеся хищные пасти уже совсем близко. Всегда невидимые. Они лают, и лают, и лают, каждый раз с новой стороны. Сердце стучит, оглянулась через плечо, я ощущаю этот стук сквозь толстую куртку. Противоядие не подействовало. Не сегодня. Мысли о ней не помогают. Мигающий свет. Пятна. Как язычки пламени. Они бегут по снегу. М, это была М. Но нет. Ничего. Она ничего не сказала, и ничто не поможет. Мама. Все есть своего рода ничто. Город – тоже ничто. Замерзшая волна. Как в тот день, когда отец. Пятно. Никто ничего не сказал. И когда он пришел домой – Твоя мама пропала – было уже темно, пропала. Нечего сказать. Впервые за долгое время я ощутил себя целым. Упакованным в свою оболочку. Мумия. Я удерживал ее, я дрожал, но продолжал, я не давал себе слушать эту историю. Но теперь уже нет. Мама. Мучитель. Мумия. Мучитель. Монстр. Милосердный. Может —

Я поднимаю взгляд. Автоматические стеклянные двери, метрах в десяти. Может быть, я смогу. Не всплывая ради глотка воздуха. Но вонзая ногти в собственную плоть. И мир перестанет крениться. Может, получится. Должно получиться.

97. Воспоминание из детства. Мы с мамой сидели перед телевизором и смотрели передачу о политических преследованиях в тоталитарных государствах. Какой-то профессор рассказывал о применении пыток и заметил, что они лишь в редких случаях используются с целью выбить признание. Как правило, допрашивающие и так знали все о семьях, друзьях и сообщниках своих жертв. Щипцы, дубинки и провода под напряжением служили лишь для того, чтобы получить подтверждение. Боль, сказал профессор, является единственным способом удовлетворить параноидальную логику диктатуры. Простого согласия вернуться в оковы недостаточно. Ты должен их полюбить. Когда ты предашь отца, сестру, мужа и сына, ты превратишься в чудовище, и они получат моральное право уничтожить тебя. И от тебя останется только исковерканный, истерзанный кусок плоти без имени и голоса.

Я сидел на диване, ощупывал болезненный участок над ребрами и не понимал, о чем он говорит. Для меня боль как раз была способом вернуться к себе. Когда я что-то говорил, я слышал лишь эхо того, что говорили до этого мои родители. Но если пнуть меня в голень, я сразу понимал, где кончается мир и начинаюсь я. По-настоящему сильная, добела раскаленная боль заставляла все, кроме меня самого, исчезнуть. Как нечто столь прекрасное могло переживаться другими как несчастье?

Не зная этого, я начал постигать свободу.

98. Словарь путешественника: свобода. Ты не любишь признаваться в этом. Но история поисков не умеет врать: потребность в путешествиях – это и потребность увидеть темные стороны себя. Ты стремишься испытать все странное, необычное, притягательное, зловонное и совершенно чужеродное.