Бумажные летчики

99. Мехико, вечер пятницы. Мы с М идем по вымощенной брусчаткой дорожке в Музей мумий в Гуанахуато. Через ее плечо я читаю информационный буклет. Старинное здание, сложенное из кирпича и камня, когда-то служило складом для эксгумированных тел. Согласно действовавшему тогда закону, семьи, не оплатившие налог за место на кладбище, теряли его, а тело умершего извлекали из могилы и отправляли на склад. Из-за повторявшихся эпидемий холеры он очень быстро переполнился. Около 1900 года администрация кладбища сообразила, что можно неплохо заработать, если открыть его для посетителей. Он приобрел бешеную популярность среди туристов. Некоторые тела подверглись естественной мумификации, другие были забальзамированы в санитарных целях, у них хрупкая белесая кожа, лица и руки напоминают сгоревшую бумагу – кажется, если к ним прикоснуться, они рассыплются в прах и развеются по ветру, как отцветший одуванчик. Ко многим мумиям прилагается подробная история. Некая госпожа Агилар умерла во время жесточайшей эпидемии, и в таких обстоятельствах похороны, очевидно, проводились в спешке. Когда семья потеряла место на кладбище и могилу вскрыли, ее нашли в гробу лицом вниз, зубы вдавлены в руку, рот наполнен кровью. В таком виде мумия выставлена на обозрение в стеклянной витрине, как наглядная иллюстрация предсмертной агонии.

Похожее чувство охватывает меня годом позже, в Кутна-Гора. Я спускаюсь по каменным ступеням, один, читаю информационный буклет. История костницы в Седлеце начиналась как своего рода средневековая пиар-кампания. Некий монах из местного цистерцианского монастыря в XIII веке совершил паломничество в Святую землю. На родину он привез немного земли с Голгофы, чем придал местному кладбищу неповторимый шик. Эта рекламная акция оказалась столь эффективна, что кладбище переполнилось еще до того, как разразилась эпидемия чумы и начались гуситские войны. Времена меняются, и вскоре Кутна-Гора прославилась своим чеканным двором, а про священную почву все забыли. Лишь в 1870 году, когда семья немецких дворян выкупила участок земли, на котором стоял костел, выяснилось, что в здании хранятся три тонны костей. Новые владельцы решили проблему просто и элегантно: они наняли местного резчика по дереву и велели ему придумать что-нибудь креативное.

Результат его трудов мы можем наблюдать по сей день: костел украшен костями с пола до потолка. Костяные колонны, костяные иконы, костяные порталы и костяные гербы. Переступив порог костела, я получаю билет. На нем на нескольких языках написано: Вы находитесь в месте последнего упокоения многих людей. Проявляйте уважение к умершим. Посреди помещения висит грандиозный канделябр, содержащий все кости, которые имеются в человеческом теле. Подсвечники из черепов, перекладины из бедренных костей, гирлянды из челюстей. Я гляжу на него снизу вверх, сжав пальцами гладкий билет, и думаю: слишком поздно.

100. Деньги – хороший слуга, но жестокий хозяин, гласила надпись на футболке, которую мне как-то подарила М.

101. Это было несколько лет назад, в поездке по Северной Индии. Вообще-то мы собирались ехать через Ладакх, но дорогу перекрыли из-за наводнения, и в итоге мы оказались в неспокойном регионе в Кашмире. Мне всегда было любопытно, что подразумевается под «неспокойным регионом», когда это словосочетание звучит в новостях. В данном случае это оказался настоящий ад. Стены каждого дома, который мы проезжали, были изрешечены пулями – иногда так плотно, что непонятно было, как там вообще кто-то остался в живых. Мы пересаживались на другой автобус в небольшом городке высоко в горах. Когда я вышел из автобуса, меня обдало горячим порывом воздуха, наполненного дорожной пылью и раскрошенной штукатуркой. Она была повсюду – липла к коже, лезла в глаза и скрипела на зубах. Из облака пыли вышел мужчина, глаза его были все в красных прожилках. Пожалуйста, сказал он. Вы с Запада. Расскажите там о нас. Что они тут с нами делают. Власти притесняют нас по любому поводу. Солдаты – просто убийцы, безжалостные преступники, набранные в тюрьмах и бандитских притонах. Он говорил все время, пока я шел к автовокзалу. Приблизившись к дверям, мы увидели двух солдат в униформе, с калашниковыми через плечо. Меня они пропустили, а моему спутнику сунули под нос волосатые кулаки. Ему пришлось поклониться и лобызать им руки, чтобы его пропустили.

Я не знаю, кого из них это унизило больше.

Мне почудился тонкий налет триумфа. Смехотворный жест. Бессмысленная имитация власти. Как будто все они не были заложниками одной и той же нищеты. Без шанса на побег или помилование. В тот вечер я порвал футболку на мелкие клочки и выбросил их. Это не помогло. Даже в самолете, два дня спустя, я все еще чувствовал эту пыль на языке и в каждой поре.

102. Плакат: каждый имеет право быть несчастным.