Бумажные летчики

165. Довольно. Я убираю Невесту ветра обратно в карман. Берусь за ручку чайника – взгляд провожает тонкую, переливающуюся коричневую струйку, льющуюся в чашку. Лицо обдает паром, горячим и полным воспоминаний. Ноздри посылают сигнал рецепторам в мозге, распознавая один стимул за другим: корица, кардамон, анис, перец, вересковый мед. Ночь за ночью один и тот же повторяющийся сон черная шахта отсутствие запахов ветки терновника. Все, чего у меня нет и чем я не стану. Иллюзия присутствия —

Присутствия там – снова. Некоторые запахи вызывают головокружение, они вытесняют кислород и не дают дышать. Эвкалиптовый лес в Блу-Маунтинс – окутанная дымкой голубая даль, тяжелые, пьянящие облака древесного сока. Тягучие капли, шипящие на горячих камнях. Мы с М. Мы гуляли по тропинкам – это было за год до лесного пожара. Тогда мы этого не знали, но сок эвкалиптового дерева воспламеняется легко, как бензин. Она все время шла на три шага впереди меня.

За столиком у окна сидит молодая пара – девушка в очках и с конским хвостом и парень с татуировками на руках. Между ними стоит китайский чайник, оба уткнулись в свои телефоны. Их тени в окне так же неподвижны, как они сами. На спинке его стула висит красный анорак. Он непохож на старый плащ, в котором все время – и зимой, и летом – ходил Лакун. Когда слишком долго ходишь в одном и том же плаще, пропадает желание покупать новый. Его цвет бледнеет, швы расползаются, пропитка теряет свои свойства. Но еще годик он протянет. Через год у нас будет получше с деньгами и мы сможем купить себе новехонький плащ, а то и два. Успех уже совсем близко.

Я подношу чашку ко рту, дую на горячий чай. Лакун и Невеста ветра. Может быть, однажды я пойму.

166. «…в расчете на то, что Святой Христофор не подведет их и на этот раз. Бог гидравлики и тормозных колодок. Кафе на углу держит страдающая от ревматизма старуха, которая всегда спрашивает, достаточно ли я ем; она всегда следит, чтобы мне принесли к кофе свежеиспеченную фтиру с тунцом. Без нее Валлетта обеднеет.

Говорят, что в Валлетте есть особая дверь – если пройти через нее, встретишь реальность. Нужно дождаться, пока пенсионерка с первого этажа выйдет на задний двор, чтобы покормить кошек – тогда можно будет проскользнуть внутрь незамеченным. Тихонько подняться на третий – мимо трех дверей, через три комнаты, и вот ты на месте.

Нажимая на ручку двери, ты услышишь тихий скрип, с каким поднимается занавес. Не знаю точно, что ждет тебя внутри. Некоторые рассказывают о старой карте, о гобелене или об узоре из трещин на стене. Говорят, это зависит от человека. Я знаю только, что эта комната расскажет о твоем путешествии. Ты сможешь проследить кончиком пальца каждую остановку на пути, приведшем тебя сюда, – слабые вспышки позабытых впечатлений, каменную лестницу в порту, продавщицу свежих огурцов на рынке, пару глаз в темном окне, каждый шаг вплоть до того момента, когда ты отрыгнул околоплодные воды и впервые вдохнул воздух в легкие.

Причина, по которой многие страшатся посещать эту комнату, заключается в том, что узор продолжается дальше и показывает тебе симметрию, которая до сих пор от тебя ускользала. Оказывается, что ты никогда не открывал глаз и не видел того, что происходит на изнанке твоей жизни. Все, что ты замечал, осознавал – сапоги, лифты, водопроводные краны, тали, лебедки и почтовые ящики. Ни одного момента невинности сердца. Именно поэтому от одной мысли об этом узоре прошибает пот – ты не знаешь, показывает ли карта то место, куда ты направляешься на самом деле, или же запасной, сомнамбулический компромисс, который тебе предначертан. И, предвосхищая твой вопрос, нет, твой дядя пока еще не нашел это место, но многие рассказывали мне о тех, кто там побывал…»

167. Не стану утверждать, что я хорошо знал моего дядю. Часто мы хуже всего знаем именно ближайших родственников. А он к тому же был чем-то вроде опечатки в семейной саге – первый наш ученый, первый, кто родился в удачное время, когда для того, чтобы получить высшее образование, уже не нужно было иметь богатых родителей, но прежде, чем филологи обесценились, короче говоря, он получил возможность стать одним из тех, кто никогда не оглядывается, или, раз уж на то пошло, никогда не смотрит за пределы своей профессиональной области.