Бумажные летчики

Шли дни. Он писал ей снова и снова, но она не появлялась. Лакун показал мне их последние разговоры, вдруг он сказал что-то не то, или он ей надоел, может быть, она делала намеки, которых он не понял, с ней могло что-то случиться – она заболела, или ее аватар погиб в каком-нибудь сражении, он не знал, но как бы то ни было, она продолжала молчать.

Вот, значит, каково это – получить то, что хочешь.

193. За день до моего отъезда на зимние каникулы в Сингапур я снова зашел к Лакуну. Он молча открыл дверь. Шея и руки под футболкой стали такими тощими, что больно было смотреть.

Я прошел следом за ним в гостиную и едва не вскрикнул. Посреди комнаты стоял огромный скелет из стальной проволоки и сетки рабицы, руки раскинуты, словно он собирается меня обнять. Лакун поплелся на кухню за пивом. Рядом с компьютером лежала стопка порножурналов. Похоже, он даже не собирался их прятать, да и не пользовался ими по назначению. Подойдя поближе, я заметил, что среди них лежат репродукции картин на религиозные темы – Грюневальд, Эль Греко, Фейт Штос.

Она исчезла, сказал он. Я распечатал все наши разговоры.

Лакун бесцветным голосом рассказал о том, что хочет сделать. Он собирался порвать все распечатки на тонкие полоски, размочить их в воде для папье-маше. Потом медленно и аккуратно сделать из бумажной массы ее модель – так же, как в свое время Кокошка, в натуральную величину, покрасить кожу в естественный цвет и нарисовать на лице ее черты, взять для нее волосы от старых манекенов, изготовить из канцелярских скрепок кольчугу и меч из наточенной косы. Должна получиться настоящая принцесса-воин.

Он прошел совсем близко от меня, и мне стало нехорошо. Я мог поклясться, что от его одежды пахнет гниющей плотью. Но это, конечно, было самовнушение. Я плохо спал в последние ночи.

Я спросил, пытался ли он выяснить ее местонахождение.

Бесполезно, ответил он. IP-адрес скрыт. Она может быть где угодно. Чикаго, Халлингдал, Улан-Батор. Единственное, что ему было известно – где-то в мире существует самый прекрасный голос. И он собирался дать ему новое тело.

194. Словарь путешественника: рассказ. Если рассказ не клеится, мы лишаемся не только удовольствия. Когда во второй раз в жизни ты остаешься без ответов, это серьезно. Ты начинаешь видеть вещи без успокаивающей дымки смысла. Жизнь-как-она-есть, открытая, обнаженная и бессмысленная, как звездное небо.

195. Сингапур, вечер четверга. Успешно увернувшись от двух рикш и переполненного раздолбанного грузовика, я оказался на тротуаре рядом с храмом Шри Мариамман. Это старейшее святилище индуизма в Сингапуре, построенное как духовное прибежище для тамильских иммигрантов. Над входом возвышается островерхий гопурам – надвратная резная башня. Я вхожу внутрь и прохожу через тенистую колоннаду, в конце которой меня встречает табличка: вход в обуви строго запрещен. (Запрет на фотографирование можно обойти, заплатив небольшую мзду.) Двор храма открыт и безлюден. Безжалостное тропическое солнце добела раскалило камни мостовой. Босая девушка европейской наружности страдальчески семенит по камням, удерживая в руках фотоаппарат. Боль – это вопрос выбора, думаю я и медленно выхожу на камни двора, в направлении скульптурной композиции.

Божества являют мне себя в образе терракотовых статуй: Мариамман, Рама, Муруган. Мне на глаза попадаются братья Пандавы, над ними распростерта защитная длань Кришны. У Арджуны резкие, мужественные черты лица, как и подобает человеку, которого бессмертные избавили от мук совести. За углом я встречаю Ганешу, слоноголового бога. Согласно одной из легенд, он был призван записать «Махабхарату» под диктовку божества и настолько увлекся в процессе работы, что испортил перо, так что ему пришлось отломить собственный бивень и использовать его как писчий инструмент. Поэтому он считается покровителем всех писателей. Обернувшись, я вижу богиню Кали, обнаженную, украшенную венцом из отрубленных голов. Она дарит жизнь одной рукой и отнимает другой. Они обращены друг к другу в идеальной симметрии.