Бумажные летчики

203. (Открытка, неразборчиво) Здание монастыря в итальянском стиле, с колокольней и черепицей, прямоугольным патио и лестницей на самом верху крыши – все целиком серое, будто присыпанное пеплом, а в середине – двадцать шесть одинаковых фигур в капюшонах, ходящих по бесконечному кругу вверх и вниз по лестнице. Начальная и конечная точки маршрута совпадают. На террасе слева внизу мы видим монаха в плаще с капюшоном, облокотившегося на стену и наблюдающего за ритуалом – не с целью контроля или участия, но с какой-то зачарованностью и (мнится тебе) нарастающим ужасом.

Но он научится.

Вслед за памятью

204. Здесь дядя работал девятнадцать лет.

Такой была его жизнь.

Так выглядел отпуск для моего отца.

Так выглядели сны Лакуна.

М хотела выглядеть так.

Я мечтал о жизни, полной приключений, хотя бы в воображении читателя.

Когда мама исчезла, она отправила только одну открытку.

Вот так она выглядела. На обороте было написано одно предложение:

«AVE FERRUM SPES UNICA»[11].

Ну ладно, раз уж она так говорит.

205. (Открытка, так и не написанная) Всего лишь небольшой холмик. Но издалека выглядит как целый город, ощетинившийся крестами, словно тысячами шпилей и телеантенн. Выросший посреди бесплодной земли. Когда ветер усиливается, раздается звон металла. Передвигаться здесь непросто. Узкие дорожки скользкие от инея. Но не останавливайся. Независимо от направления, падать будет недалеко. Кто-нибудь поймает тебя и забросит назад. Люди строили этот памятник в течение нескольких поколений. Год за годом воспоминания – кресты, портреты, иконы, четки – громоздились друг на друга, и в итоге образовали искусственный подлесок. Такой густой, что самые мелкие и самые нижние кресты никогда не видят солнечного света. Окруженные со всех сторон грудами надежд других людей, они становятся труднодосягаемыми, и потому их невозможно сохранить и невозможно заменить. Они падают на землю, зарастают травой и мхом и тихо сгнивают, не оставляя следа. Время на этом холме спрессовалось. Ржавое железо и трухлявое дерево стоят бок о бок с полированной сталью и лакированной фанерой. Какие-то шутники установили крест, сделанный из номерных знаков. Фигурка Христа болтается на гвозде, вбитом в левую ладонь. Взобравшись на вершину, можно увидеть, что эта мишура расползается во все стороны, словно какая-то внеземная растительность. Каждый предмет оставлен здесь в память о ком-то. Супруга. Супруг. Бабуля в деменции. Ребенок, умерший от туберкулеза. У каждого было свое лицо и свой размер обуви. Вот, к примеру, небольшой портрет в рамке. Кружевная шаль и высокий воротничок. Лицо смыто дождями. На горизонте собираются облака, готовясь снова омыть мемориал водой. Даже на самых новых крестах надписи читаются с трудом.

206. Собираясь вытащить последнюю открытку, я вдруг понимаю, что мне нужно в туалет. Я встаю из-за стола. За каминной дверцей потрескивает пламя, вспениватель для молока в кофеварке шипит как рассерженная кобра. Звуки резкие, жесткие, они вспарывают мозг, как ножовка. Я стискиваю челюсти, вхожу в кабинку и запираю за собой дверь. Внутри светло, звуки и запахи кажутся приглушенными, а какая-то добрая душа поставила здесь ароматическую свечу с ароматом сосны – слава богу, не эвкалипта, музыка не проникает сквозь дверь, короткая передышка в холодной и угольно-черной —

Я закрываю глаза, вцепившись руками в эмалированную раковину. Реальность – это вопрос желания, бормочу я сквозь стиснутые зубы. Скоро будет новый поезд и новый город. Не помогает. Изнутри подкатывает волна тошноты, сплющивает меня, словно тюбик зубной пасты, поток черной свернувшейся слизи устремляется в слив.

Может быть, это и есть человек. Подтекающий из всех отверстий. Находящий себя в продолжении канализационной трубы.

Тело снова содрогается. Я знаю, что сейчас будет, я чувствую. Беззащитный, безоружный, я могу лишь ожидать первого удара.

всегда восхищался крысами, которые одним глазом

смотрят на объедки, а другим на гениталии,

крысами, проникающими через незаметные трещины,

находящими подземные пути,

завоевавшими всю планету,

чья жизнь проходит в грязи и презрении,

но всегда, всегда, всегда побеждающие.

она лежала на животе и читала книгу, и занавески,

не помню, что за книгу, все они одинаковы.

ты растрачиваешь свою жизнь, сказали глаза, тратишь понапрасну,

и это ровным счетом ничего не значит.

ты хороший, ты достоин любви,