Бумажный Человек

– А сам-то ты где, Уайти? – перебивает его тоже изрядно уже пьяный Зет.

– Я? Я везде. Я курсирую. Туда и обратно, вверх и вниз. Как какой-нибудь чертов поплавок. К утру освобождаюсь от той дряни, которую набрал за прошлый день, и начинаю потихоньку всплывать, и бог ты мой, как же это хорошо, но как же недолго. Не пройдет и часа, как меня снова накормят какой-нибудь гадостью, забьют в глотку свинца, пропитают одежду дерьмом и утащат за ноги к себе, на дно. Но ни хрена, дружище, ни хрена. Когда-нибудь мне удастся смыться от вас насовсем…

– Ага. Ты, значит, плаваешь, как поплавок, – усмехнулся Зет. – А я тогда чего делаю?

– А ты прыгаешь! – взорвался Уайт. – Потому что по-настоящему добрым, нежным и любящим ты бываешь только, когда трахаешься. Да все вы такие. Подрыгнете ненадолго, а как кончите – плюх! – и обратно в лужу вверх брюхом. Спать! Вы даже не рыбы, Зет. Вы жабы! Самые обыкновенне жабы.

Он искоса посмотрел на друга.

– Извини, я, кажется, чуток перебрал.

– Да ничего, – отмахнулся Зет и задумчиво повторил: – Жаба, говоришь? Может быть… Очень может быть…

Он вздрогнул и вернулся на площадь. Жутко визжала какая-то баба, толпа схлынула, и площадь опустела. Стало совсем тихо. Исчезли все звуки, кроме жуткого стихающего бульканья вытекающей бутылки.

– Неожиданно, – появилась, наконец, первая мысль. – Очень неожиданно. Жила-была одна жаба. А потом она вдруг ошиблась и ее расстреляли. Неожиданно.

Дико взревел мотор: Той пытался вырваться из вцепившихся в колеса пальцев асфальта.

– Что происходит, гражданин? – испуганно спрашивал автомобиль. – Гражданин, вы меня слышите?

Зет не ответил. Он слушал. Где-то далеко и, словно, внизу, раздавались шаги. Потом, точно из-под земли, – впрочем, Зет знал, что именно так и было, – появились две одинаковые фигуры. Эти, в отличие от службы очистки, были белыми, и без лиц. Им не полагалось.

Зет сразу же успокоился. Конец – значит, конец. Разом ушли все заботы, и он полетел, расправив руки (ах, нет же, растопырив все перепонки!), навстречу звездам.

– Гражданин! – жалобно скулил Той. – Что происходит?

Зет, не сводя взгляда с приближающихся фигур, ответил:

– Происходит то, что я не успел отложить икру.

– Лучшая в городе икра, – чуть не плача, объявил Той, – в магазинчике "Икры Разума" на Тверской. Всего тринадцать кредитов банка.

***

– Преступление, – объявила первая фигура и, повернувшись ко второй, тоном экзаменатора продолжила: – Итак, что мы имеем?

– У тела отсутствует голова, – явно волнуясь, сообщила вторая фигура.

– Правильно, – кивнула первая. – Дальше.

– Отсутствие головы… – вторая фигура замялась и неуверенно продолжила: – отсутствие головы относится к разряду тяжких телесных повреждений.

Первая фигура помолчала.

– Согласен. Что еще?

– Ну, – протянула вторая, – голова является неотъемлемой частью человеческого организма, предназначенной для…

– Как еще можно классифицировать подобную травму? – перебила первая фигура.

Наступило молчание.

Первая фигура медленно покачала головой.

– Очень плохо. Подобная травма классифицируется как повреждение, несовместимое с жизнью. Продолжайте.

– Ну да, несовместимое с жизнью, – радостно подхватила вторая фигура – Это, в сущности, означает, что голова более с жизнью не совместима, то есть – мертва.

– А тело? – требовательно спросила первая фигура.

Вторая задумалась.

– Тоже? – наконец, робко предположила она.

– Естественно! Дальше.

– Дальше? – удивилась вторая фигура. – Ах, дальше. Ну, дальше просто.

Наступило молчание.

– Нанесение человеческому существу повреждений, не совместимых с жизнью, называется…. – сухо подсказала первая фигура.

– Убийством!

– И наказывается…

– Штрафом от двух до десяти кредитов, – выпалила вторая фигура.

Первая чуть наклонила голову.

– От десяти до ста? До тысячи?

– Наказывается смертью, – сухо закончила первая фигура.

Они помолчали, глядя на тело.

– Мне уже можно самому? – спросила вторая фигура.

Первая покачала головой, подняла руку, и из ладони выросло нежное зеленоватое пламя. Оно коснулось тела Проповедника, и через минуту его не стало. Ветер бережно подхватил горстку пепла и унес ее прочь.

– Преступление, – торжественно повторила первая фигура.

– А теперь наказание, – сказала она, поворачиваясь.

Когда они размеренным шагом направились к Тою, Зет почувствовал, как волосы на шее встают дыбом. Фигуры остановились в метре от Тоя.

– Гражданин, – объявила первая фигура. – Медленно выходите из машины. Руки на голову.

Сопротивляться этом голосу казалось немыслимым, и Зет просто смотрел, как его правая рука медленно ползет к дверной ручке. А потом она остановилась. Чужая воля оставила ее в покое. Зет обернулся и увидел, как беззвучно открывается задняя дверца, вываливая на дорогу мертвого Повара. Асфальт забурлил и вспенился, всасывая ступни и кисти рук робота. Тихо прикрылась дверца машины.

Две белые фигуры подошли к распростертому на дороге Повару.

– Он не кричит, – заметила вторая фигура.

– Ему слишком страшно. Так бывает, – объяснила первая.

– Не умоляет о пощаде.

– Он знает, что это бессмысленно, – отвечала первая.

– Не пытается убежать,