Закончить я не успела: Виктор толкнул меня к отцу.
– Держите ее, мистер Седжвик! Уходите!
Доля секунды, когда Дамиан остался без присмотра, едва не стала для Виктора роковой. Одним четким рывком Дамиан схватил соперника за лодыжки. Виктор упал навзничь, повалив верстак. Ржавые клещи, молотки и гвозди градом посыпались на пол. Сцепившись, мужчины покатились по полу, каждый тянулся к оброненному пистолету.
– Нет! – Я вцепилась в отцовскую руку, не позволив ему забрать оружие.
– Да что с тобой такое, Скай? Прекрати!
Какое-то время борьба продолжалась на равных. Дамиан ногой отшвырнул пистолет. Затем Виктор взял верх и обрушил на Дамиана град ударов. Он пинал его тяжелыми ботинками в ребра, в живот, в раненую ногу.
История повторялась. Дамиан будто бы снова очутился у ворот Каса Палома, разбитый и сломленный. Я вместе с ним ощущала всю боль и несправедливость ситуации. Однако двенадцатилетний мальчик с тех пор возмужал, а лучшие годы Виктора остались позади. Но главное – Дамиан выпустил на волю всю ярость, которую держал в себе столько лет.
Его пальцы сомкнулись на рукояти ножовки, упавшей с верстака, и гнев воплотился в один стремительный удар – настолько сильный, что стальные зубья глубоко вошли сопернику в плоть и застряли в кости.
Виктор отпрянул, словно в кошмарном сне наблюдая, как кровь хлещет из его собственной руки. Удар пришелся чуть ниже локтя. Нижняя часть руки тряпкой повисла на суставе. Кровь хлынула Виктору на ноги, заливая грубые коричневые ботинки. Мужчина упал на колени, продержался так несколько секунд, а затем рухнул лицом вниз.
Случившееся потом длилось пару мгновений, для меня же все как будто замерло в мельчайших деталях, точно я застряла в параллельном мире, не в силах спасти двух самых близких людей. Они оба рванули к пистолету. Дамиан оказался быстрее.
– Нет! – Я загородила собой отца.
– Мы еще можем сбежать отсюда, Скай! – Прихрамывая, Дамиан шагнул ко мне. – Мы выйдем вместе, ты притворишься моей заложницей, и никто нас не тронет.
– Тебе и шагу не дадут ступить! – прорычал отец.
– Хватит! – Я поворачивалась то к одному, то к другому. – Перестаньте оба!
– Ну же, Скай! – Дамиан протянул мне левую руку, сжимая в правой пистолет.
– Не слушай его! Идем со мной, дочка. – Отец тоже протянул руку.
Хижина словно превратилась в гигантские весы: на одной чаше – три поцелуя, на другой – бумажный жираф. И я решала, какая из чаш перевесит.
– Я люблю его, папа.
– Ты просто внушила себе это. Он – чудовище! Возьми меня за руку, Скай, и пусть мои люди разберутся.
Услышав последнее слово, Дамиан переменился в лице.
«Разберись с этим», – однажды сказал мой отец, и Дамиана разлучили с МамаЛу.
А теперь его разлучали со мной.
Ну уж нет! На сей раз Дамиан решил разобраться сам. Я поняла это по тому, как напряглось его тело: таким же я его видела на яхте, когда лишилась фаланги пальца.
Все вокруг перестало для него существовать. Рана, которую я пыталась исцелить любовью, снова открылась. Жажда мести отравила все хорошее и доброе, уничтожив едва проклюнувшиеся росточки нежности. Любви больше не было – лишь тьма, пепел и горькие, угасшие воспоминания.
Дамиан нажал на спусковой крючок – и в тот же миг я бросилась вперед.
– Скай! – услышала я крики с двух сторон, и пуля вошла в мое тело.
Комната перестала вращаться. Все стихло. Больше никакой борьбы, никаких весов. Я затаила дыхание.
Сладкая, долгожданная тишина.
Затем я судорожно вдохнула и качнулась вперед. На моей футболке расцветало алое пятно.
Часть IV
Дамиан
Глава 26
Дело получило широкую огласку. Люди пропадали каждый день, но о богатой наследнице, вернувшейся к отцу и раненной во время спасательной операции, судачили на всех углах. Дамиан мог бы поведать свою версию случившегося. Репортеры жаждали его расспросить, однако во время судебного процесса он хранил молчание: сделанного все равно не воротишь. Когда судья вынес приговор и журналистам нашлось чем поживиться, Дамиан в какой-то мере вздохнул с облегчением.
Он знал, что от первого дня в тюрьме зависит многое. Можно держаться кротко, как ягненок, а можно сразу взять быка за рога. То, как ты себя поставишь, повлияет на весь срок заключения.
До вечера Дамиан не высовывался, наблюдал и запоминал. На кону стояло выживание, и опыт, полученный в Каборасе, здорово ему пригодился.