Линзы на его шлеме стали светлеть, раскаляясь, в воздухе поплыл тот приятный запах разогревающегося металла, который разносится по залу синематеатру, когда киномеханик запускает свою огромную, раскалённую, плюющую светом на экран, машину. К этому запаху подмешивался тонкий аромат палёного волоса, пока незаметный, но Лэйд отчётливо видел тонкие струйки дыма, вырывающиеся у Блондло из-под шлема.
Чёртов идиот… Он ничего не сможет сделать Бредбедлу, лишь погубит себя, сожжёт заживо, убьёт…
Блондло начал без команды, без сигнала, без крика. Просто стиснул зубы — и линзы полыхнули бесцветным огнём, превратив воздух вокруг его головы в пузырь клокочущей раскалённой плазмы. Этот огонь, соткавшись в гудящий над столом поток, ударил Бредбедла в грудь, с такой силой, что Лэйду послышался негромкий треск — будто само пространство, трепеща, разрывало стёжки, которыми сшиты его лоскуты.
Бредбедл отшатнулся, точно его ударило пушечное ядро. На пол полетели клочья тлеющих водорослей. Лэйд отчётливо видел, как его броня раскалилась до малинового свечения. Кое-где на ней образовались потёки металла — сталь, закипая, крохотными сверкающими каплями срывалась вниз, с его груди.
Ещё, мысленно попросил Лэйд, ощущая, как этот страшный жар обжигает его собственные глаза. Ещё сильнее. Расплавь этого сукиного сына на месте. До лужицы металла. До золы…
Блондло беззвучно рычал, скаля зубы. Слишком сильный жар. N-лучи, которыми он бомбардировал чудовище, медленно сжигали его самого. Из ноздрей у Блондло начала сыпаться мелкая чёрная пыль. Словно он вместо нюхательного табака втянул в себя несколько унций печной сажи и теперь она высыпалась прочь. Это были частицы его собственной сожжённой плоти.
Бредбедл заворчал, пытаясь заслониться от гибельного света массивным плечом, броня его светилась, но мал-помалу поддавалась. Потёков становилось всё больше, пол под ним кипел от капель жидкого металла, срывающихся с брони. На стыках пластин выступила серая пена — это содержимое доспеха клокотало, точно в запертом горшке, ища выход наружу. Ещё немного, подумал Лэйд, безотчётно сжимая кулаки. Полминуты или даже меньше… Давай, Блондло!
Воган испуганно вскрикнула, мигом позже Лэйд понял, отчего — изо рта Блондло, распахнутого в беззвучном крике, стали вырываться языки желтоватого пламени, облизывая его губы, отчего те лопались, спекаясь, точно вишни на пироге. Ещё одна секунда, и во рту у него затрещало — это лопались, не выдерживая жара, его зубы, прыская наружу мелкой костяной шрапнелью. Профессорский шлем уже разогрелся до пурпурного свечения, превратившись в раскалённую корону, вроде той, которую средневековые палачи водрузили на голову мятежника Дьёрдя Дожи[149].
Несколько глазков Бредбедла лопнули, не выдержав страшного жара. Наружу в облаке осколков выплёскивалась клокочущая серая жижа. Но этого было недостаточно. Надо было сжечь ублюдка целиком, расплавить, превратить в копоть. Вот только Блондло, приходилось ещё хуже. Состоящий не из стали с серой слизью внутри, а из человеческой плоти, он имел куда меньший запас прочности и даже безумие не могло защищать его вечно. Из прорех в его шлеме вырывались с шипением крохотные язычки пламени, линзы чернели от жара и лопались, щёки истончались и прогорали, превращаясь в горящие лохмотья.
Ещё четверть минуты, мысленно попросил Лэйд. По лицу Блондло из-под шлема стекала горящая сукровица, смешанная с запёкшейся кровью. Разверзнутый рот превратился в клокочущую пламенем яму с чёрными остовами челюстей. Он уже не мог кричать, его горло и лёгкие были сожжены, но он стоял, с трудом фокусируя на пятящемся Бредбедле пучок испепеляющего света, стоял, пока не…
Шлем Блондло с грохотом лопнул. По полу гостиной, дробно стуча, разлетелись выгнутые металлические пластины, обожжённые костяные пластины и острые стеклянные бусины. Воган вскрикнула, прикрывая лицо, Лэйд сам едва успел заслониться полой пиджака. Обезглавленное тело Блондло, покачиваясь на каблуках, сделало поворот направо, отсчитало два неуверенных шага, после чего с неожиданной ловкостью подскочило, сделало в воздухе антраша и только после этого мгновенно обмякло, рухнув и приняв ту позу, которую человеческому телу естественно принимать после смерти.
— Досадно.
Бредбедл отряхнул с себя лапой частицы тлеющих водорослей. Корпус его был раскалён и местами утратил симметричность — стальные пластины повело от жара. По меньшей мере дюжина его глаз ослепла, обратившись чёрными обугленными кратерами, обрамлёнными острыми стеклянными осколками, но непохоже было, чтоб это причиняло ему серьёзные неудобства. Когда он заговорил, в его голосе не угадывалось слабости, он остался прежним, скрежещущим и насмешливым одновременно.
— Досадно, что человеческое тело так слабо и несовершенно по своей природе. Как и человеческий рассудок, который к нему крепится. Увы, мистер Блондло не прожил достаточно долго, чтобы ощутить мой ответный удар. Слишком много пыла. Он сжёг сам себя.
— А если бы нет?
— Что вы имеете в виду, мистер Лайвстоун?