Бумажный Тигр (III. Власть)

— Не знаю, чем вы насолили ему, мистер Лайвстоун, но хорошо знаю, чем прогневал его Крамби. Чёрт, его голова в самом деле могла бы быть неплохим козырем на переговорах. Вот только… — она коротко вздохнула, — Даже мистер Розенберг, умнейший человек, ошибался в некоторых местах. Блестящие аналитические способности, но в глубине души он всегда оставался простым торгашом. Привык завоёвывать чужую благосклонность дорогими подарками. Обычная практика в нашем деле. Но неуместная, когда имеешь дело с демонами.

— Хотите сказать…

— Я была в лазарете. Я видела Кольриджа, Синклера и Лейтона — перед их смертью. И многих, многих других. Он не сжалуется. Не проявит снисхождения. Только дурак может надеяться, что заслужит прощения, преподнеся владыке драгоценный дар. Это так же нелепо, как пытаться дать взятку эпидемии чумы. Мы все обретём наказание. Вне зависимости от заслуг. Потому что все виновны. И я в том числе. А это значит… Это значит, что он доберётся и до меня.

Тело Розенберга уже не дрожало. Должно быть, у пауков нет послесмертной агонии, как у людей. Но Лэйд вдруг отчётливо услышал его голос.

«Её коллекция грехов необычайно богата, мне не терпится узнать, каким образом демон использует её…»

Револьвер в руке мисс ван Хольц шевельнулся, меняя положение в пространстве. Совсем немного, на несколько дюймов. Но этого было достаточно, чтобы ствол, устремлённый в лицо Лэйда, внезапно уткнулся под её бледный маленький подбородок.

— Спасения нет, — тихо произнесла она, — Ни вам, ни мне, ни прочим. И чем дольше мы сопротивляемся, тем страшнее будет наша участь. Он позаботится об этом. Я слишком хорошо знаю коллекцию своих грехов, мистер Лайвстоун, чтобы понимать последствия. Поэтому я думаю, что мне будет лучше сложить полномочия уже сейчас.

Из её глаз текли слёзы, но она не пыталась их стереть. Задрав голову, смотрела в потолок, пока её маленький палец ёрзал на спусковом крючке, пытаясь найти удобное положение.

Лэйд осторожно поднял руку, приближаясь к ней.

— Бросьте, — посоветовал он мягко, почти ласково, — У вас всё равно ничего не выйдет. Это шестизарядный револьвер, и вы выстрелили ровно шесть раз.

К его удивлению она не выпустила оружия, лишь усмехнулась.

— Вы хороший человек, мистер Лайвстоун, — она кивнула ему, но кивок вышел неловкий — мешал упирающийся под подбородок ствол, — Вы смелы, отважны и настойчивы. Вы не относитесь к тем джентльменам, с которыми я привыкла иметь дело, но… Пожалуй, вы мне нравитесь. В достаточной степени, чтобы я предложила вам то, что предлагала прочим джентльменам. Себя. Однако у вас есть один недостаток, который делает наше совместное будущее невозможным.

— Что? Какой?

— Вы лавочник, Лэйд. Вы слишком верите в цифры.

До неё было три шага, но он успел сделать только два. А потом тяжёлый револьвер Розенберга, упёршийся в её узкий маленький подбородок, вдруг перестал дрожать. Лэйд знал, что не успеет, но остановиться не смог. Как не может остановиться посреди прыжка тигр.

Выстрел не грохнул, а хлопнул, как иногда хлопает бутылка шампанского, открытая человеком, не смыслящим в этом искусстве. Голова мисс ван Хольц запрокинулась и Лэйду на миг показалось, что произошло чудо. Что демон вмешался в происходящее, заставив время застыть, обернул вспять все физические законы и отменил то, что должно было произойти. Что голова мисс ван Хольц вдруг превратился в озарённый ослепительным светом цветок, медленно раскрывающийся навстречу солнцу.

Цветок раскрылся слишком быстро. Распахнулся с треском, высвобождая алые лепестки из сухого бутона, разбрасывая далеко в стороны бесполезные более ложноножки. Её причёска взметнулась во все стороны, запах палёных волос смешался с запахом пороха, ноги подогнулись, и тело стало оседать на неестественно прямых ногах, которые вдруг утратили способность сгибаться в коленях.

Лэйд подхватил его — и мягко опустил на пол. Так, словно оно могло повредиться от соприкосновения с ним или от резкого движения. Пустая оболочка цветка, пережившая его цветение лишь на один крохотный миг. Опавшая, безвольная, бесполезная, выплеснувшая вместе со стремительно остывающем на мебели и полу алым соком сокровенную суть своего существования.

* * *

Лэйд уложил мисс ван Хольц на спину, сложив её руки на груди — никчёмная попытка хоть как-то изобразить долженствующий ритуал.

В сущности, подумал Лэйд, любые похороны, по чьим традициям они бы ни проводились, чопорным британским или странным маорийским, это всего лишь наша попытка загладить вину перед покойным, выказать ему, уже остывшему и лежащему в красивом ящике установленного образца, своё запоздалое почтение.

Она не сказала ему. Предпочла уйти молча, с улыбкой на губах и глазами, полными слёз.

Нарочно обрекла его на мучения? Или знала, что положение безвыходно и, раскрыв карты, она лишь сделает ему хуже? И что имел в виду Розенберг, когда говорил о том, что виной всему Крамби?

«Крамби никому не сказал».