Бумажный зверинец

15 августа 1945 года мы узнали, что Император капитулировал перед Америкой. Как и многие японцы, находившиеся в то время в Китае, мой отряд посчитал, что будет проще сдаться китайским националистам. Отряд был переформирован в подразделение Национальной армии Чан Кайши, и я продолжил свою службу армейского доктора, помогая националистам бороться с коммунистами в китайской гражданской войне. Так как у китайцев практически не было квалифицированных хирургов, моя работа была чрезвычайно востребованной, и ко мне относились хорошо.

Однако националисты не имели никаких шансов против коммунистов, и в январе 1949 года коммунисты захватили мой армейский полевой госпиталь и взяли меня в плен. В первый месяц нам не разрешали покидать камеры. Я пытался подружиться с охранниками. Солдаты коммунистов были очень юными и тощими, однако их душевные порывы разительно отличались от настроя их националистических противников.

Через месяц нам вместе с охранниками начали давать ежедневные уроки марксизма и маоизма.

Мне говорили, что Война случилась не по моей вине и меня не стоит ни в чем винить. Я был простым солдатом, введенным в заблуждение императором Сёва и Хидэки Тодзио, чтобы сражаться за них в захватнической войне угнетателей против китайцев. В часы изучения основ марксизма мне говорили, что я пойму, что все бедняки: и японцы, и китайцы, очень похожи и являются братьями. Ожидалось, что мы осознаем тяжесть наших проступков против китайцев и напишем признания в тех преступлениях, которые совершили во время Войны. Как нам сказали, нам смягчат наказание, если эти признания будут действительно чистосердечными. Я писал признания, но их всегда отклоняли как недостаточно искренние.

Но так как я был врачом, то мне разрешили лечить пациентов в провинциальной больнице. Я получил должность старшего хирурга, и у меня появились подчиненные.

До нас доходили слухи о том, что вскоре начнется новая война между Соединенными Штатами и Китаем на территории Кореи. Как Китай может победить США? – думал я. Даже могучая японская армия не смогла выстоять против Америки. Возможно, что я попаду в плен к американцам. Похоже, я никогда не мог правильно угадать результаты войны.

После того как началась Корейская война, еды стало ощутимо не хватать. Охранники смешивали рис с зеленым рисом и дикими семенами, а пленным вроде меня давали рис с рыбой.

– Почему так? – спросил я.

– Вы пленные, – ответил мой охранник, которому только-только исполнилось шестнадцать лет. – Вы из Японии. Япония богатая страна, и с вами нужно обращаться так, чтобы это как можно точнее соответствовало условиям в вашей родной стране.

Я предложил охраннику рыбу, но он отказался.

– Ты не хочешь касаться еды, которую трогал японский дьявол? – шутил я с ним. Я учил его читать, а он втихомолку снабжал меня сигаретами.

Я был хорошим хирургом и очень гордился своей работой. Иногда мне казалось, что, несмотря на Войну, я сделал много ценного для Китая и помог многим пациентам благодаря полученным во время Войны навыкам.

Однажды ко мне в больницу пришла женщина. Она сломала ногу, и так как жила далеко от больницы, к тому времени, как ее семья привела ее ко мне, уже началась гангрена, и ногу так или иначе пришлось бы ампутировать.

Она лежала на столе, а я готовился применить анестезию. Я посмотрел ей в глаза, пытаясь успокоить. «Бутонг, бутонг».

Ее глаза широко раскрылась, и она дико закричала. Она орала и орала, она слезла со стола, волоча за собой помертвевшую ногу, пока не отдалилась от меня настолько далеко, насколько смогла.

Я узнал ее. Это была одна из китайских пленных, которых мы обучали помогать нам в качестве медсестер в армейском госпитале во время войны в Китае. Она помогала мне в некоторых моих хирургических операциях. Я спал с ней несколько раз. Я не знал ее имени. Она была для меня «номером 4», а некоторые из более юных докторов шутили о том, что ее стоило вскрыть, если Япония проиграет и нам придется отступать.

[Журналист, берущий интервью (вне кадра):

«Мистер Ямагата, вы не можете плакать. И вы это знаете. Мы не должны показывать в фильме, как вы расчувствовались. Нам придется остановиться, если вы не возьмете себя в руки».]

Я погрузился в невыразимую скорбь. Именно тогда я понял, какой на самом деле была моя жизнь и моя карьера. Я очень хотел стать успешным доктором, поэтому совершал такие поступки, на которые не способен человек. Тогда я и написал свое признание, а когда его прочитал мой охранник, то перестал со мной разговаривать.

Я отслужил свой срок, был освобожден и получил разрешение вернуться в Японию в 1956 году.

Я чувствовал себя потерянным. Все в Японии работали не покладая рук. Но я не знал, что делать.