Я был одним из первых, кто подверг критике решение Эвана о приоритетной отправке родственников жертв Отряда 731, а не профессиональных историков или журналистов. Я понимаю, что он хотел вернуть мир семьям жертв, однако это также означало, что значительные сегменты истории будут потеряны для всего мира ради частной скорби нескольких семей. Как вы знаете, его метод является деструктивным. После того как наблюдатель отправляется в определенное время и определенное место, частицы Бём-Кирино исчезают, и больше никто не сможет вновь вернуться туда.
Есть этические аргументы как в пользу его выбора, так и против него: являются ли страдания жертв прежде всего болью узкого круга лиц? Или же они должны быть частью всеобщей истории?
Это один из ключевых парадоксов археологии: чтобы провести раскопки объекта, мы должны его досконально изучить и по мере этого уничтожить. В рамках своей профессии мы всегда обсуждаем, следует ли проводить раскопки объекта прямо сейчас или сохранить его
Вероятно, Эвансу также следовало бы подождать, пока не будет разработан способ записи прошлого без полного его стирания в процессе посещения. Но возможно, что это оказалось бы слишком поздно для семей жертв – людей, которым эти воспоминания наиболее ценны. Эван постоянно боролся со взаимоисключающими требованиями прошлого и настоящего.
В свое первое путешествие я отправилась пять лет назад, когда доктор Вэй впервые начал посылать людей в прошлое.
Я отправилась в 6 января 1941 года, в тот день, когда захватили мою тётю.
Я очутилась на поле, вокруг которого стояло несколько кирпичных зданий. Было очень холодно. Я не знаю, какая была температура, однако в январском Харбине температура, как правило, опускалась гораздо ниже –18 по Цельсию. Доктор Вэй учил меня, как двигаться, используя только мое сознание, однако для меня было шоком внезапно очутиться в месте, где меня физически не было, но я могла ощущать все происходящее. Как призрак. Я училась перемещаться в пространстве, когда услышала за спиной громкие звонкие удары: бам-бам.
Я обернулась и увидела шеренгу китайских пленных, стоявших на плацу. Прикованные друг к другу за ноги, они были одеты лишь в ветхое тряпье. Но что поразило меня больше всего – их руки были полностью оголены, и они держали их на пронизывающем леденящем ветру.
Японский офицер прохаживался перед ними, ударяя их обмороженные руки короткой палкой.
Мы заставляли колонну пленников маршировать на открытом воздухе с оголенными руками, чтобы эти руки быстрее замерзали на маньчжурском ветру. Было очень холодно, и мне не нравилось, когда приходилось идти в наряд конвоировать марширующих пленных.
Мы обливали пленных водой, чтобы обморожение происходило быстрее. Нужно было убедиться в том, что руки полностью промерзли, поэтому мы ударяли их короткой палкой. Если удар был звонким, значит, руки промерзли полностью и были готовы к опытам. Это звучало как удар по деревяшке.
Думаю, поэтому мы и называли пленников
Мы проводили эти опыты, чтобы изучить воздействие обморожения и экстремальных температур на человеческое тело. Эти знания были очень ценны. Мы узнали, что лучшее средство от обморожения – это не растирать плоть, а погружать ее в теплую воду. Наверное, это спасло жизни многих японских солдат. Мы также наблюдали за развитием гангрены и прочих заболеваний, когда обмороженные конечности отмирали на пленных.
Я слышал, что проводились опыты по повышению давления в герметичном помещении, пока человек, находящийся внутри, не взрывался, но лично их не наблюдал.