Бунт на «Кайне»

— Я не был еще окончательно уверен в своей правоте. Тогда-то я и начал вести журнал. Я подумал, если окажусь неправ, я сожгу его. А если прав, эта информация будет полезной.

— Когда вы показали ваши записи лейтенанту Киферу?

— Спустя несколько месяцев. После случая с пропажей клубники.

— Расскажите об этом случае.

Марик, ободрившись, рассказал все, как было.

— Скажите, лейтенант, после тайфуна капитан Квиг предпринимал попытки вновь взять командование на себя?

— Да, предпринимал, утром 19-го декабря, когда мы наконец увидели эскадру и могли присоединиться к ней, чтобы возвратиться в Улити.

— Расскажите, как это произошло.

— Я сидел в штурманской рубке и писал донесение для рапорта командованию операцией. Вошел капитан и заглянул мне через плечо. «Ты не против зайти в мою каюту, чтобы поговорить, прежде чем ты это отправишь?» — спросил он. Я ответил, что не против и спустился в его каюту. Разговор он опять начал с того, что меня будут судить за бунт, а потом вдруг говорит: «Ты, кажется, подал прошение о зачислении в кадровый состав флота. Ты понимаешь, что после всего, что случилось, шансов у тебя никаких?» А потом стал говорить, как он любит флот, что в жизни, кроме флота, у него ничего нет, и даже если все обойдется и его не спишут, все равно это останется пятном и испортит его послужной список. Я сказал, что сочувствую ему, и мне действительно было его жаль. Потом он сказал, что ему все равно выходить в отставку через несколько недель, так что я ничего не добьюсь. И вдруг предложил: он готов забыть все и не писать на меня рапорта. Он снова берет команду над тральщиком, и делу конец. Все будет забыто и похоронено — просто мы оба понервничали во время тайфуна, и все.

— Ну и что же вы?

— Я был поражен. Я сказал ему: «Капитан, вся команда знает об этом, есть записи в навигационном и вахтенном журналах. Я уже подписал их как командующий офицер». Он тут стал ходить вокруг да около и, наконец, сказал, что записи ведутся карандашом, начерно, их наверняка всего несколько строк, и не в первый раз в черновых записях делаются поправки и уточнения.

— Вы напомнили ему, что всякие изъятия и исправления в журналах запрещаются?

— Да, конечно, но он только хмыкнул и сказал, что правила бывают разные, есть даже такое, как правило самосохранения. Потом он сказал: или это, или меня ждет трибунал по обвинению в бунте, а его — запятнанная репутация, а он этого не заслужил. «Неужели несколько карандашных строк стоят всего этого?» — добавил он.

— Вы продолжали отказываться?

— Да.

— Что было потом?

— Он начал просить и уговаривать меня. Это продолжалось довольно долго и было очень неприятно.

— Он вел себя странно?

— Нет, но… он вдруг заплакал. А так он был вполне нормальным. Правда к концу вдруг рассвирепел и велел мне убираться ко всем чертям. Рапорт командованию я отправил.

— Почему вы не приняли предложение капитана?

— Как я мог пойти на такое?

— Тайфун миновал. В сущности, теперь он и сам мог довести судно до Улити?

— Я уже совершил должностной проступок и к тому же считал, что изъятие записей из журналов не может что-либо изменить. А главное, я продолжал считать капитана психически больным.

— Но вы сами только что сказали, что он вел себя разумно.

— Обычно он всегда вел себя нормально, кроме стрессовых ситуаций, когда он как бы терял рассудок.

— Следовательно, сутки спустя у вас все еще была возможность изъять из официального рапорта упоминание о событии на «Кайне» и сделать это с ведома и согласия капитана?

— Да.

— Старший лейтенант Марик, вы не впадали в панику, когда «Кайн» попал в зону тайфуна?

— Нет.

— Чем вы можете доказать это?

— Чем? Да хотя бы своими действиями в то время. После отстранения капитана, в самый разгар тайфуна, наш тральщик спас пятерых членов команды затонувшего эсминца «Джордж Блэк». Не думаю, чтобы офицер в состоянии паники смог руководить спасательными работами в тех условиях.

— Вы сместили капитана самовольно?

— Да, я понимал, на что иду.

— Вы сместили его, не имея на то прямых полномочий?

— Я сместил его на основании статей 184, 185 и 186, давших мне такие полномочия.

— Вы сместили капитана, не имея на то должных оснований?

— Должными основаниями, сэр, было внезапное психическое расстройство капитана в момент, когда кораблю грозила опасность.

— Вопросов больше нет, — сказал Гринвальд.

Допрос Марика начал прокурор Челли. Он явно был преисполнен недоброжелательства к обвиняемому.

— Начнем со следующего вопроса, мистер Марик: командир находился на мостике в то время, когда вы проводили операцию по спасению членов команды «Джорджа Блэка»?

— Да.

— Это он отдал приказ сделать круг над затонувшим судном и подобрать уцелевших членов команды эсминца, не так ли?

— Он дал такую команду после того, как я распорядился начать поиски.

— Разве не он руководил вами во всей этой операции?

— Нет, он лишь делал замечания по поводу моих приказов.

— Могли бы вы успешно провести операцию по спасению без указаний или, как вы их называете, «замечаний» капитана?