Бунт на «Кайне»

— Я просто старался быть учтивым по отношению к капитану, сэр. Что бы там ни было, он оставался старшим по чину на корабле. Обстановка была такова, что было некогда прислушиваться к замечаниям капитана. Я и не помню, что он тогда говорил.

— Разве ему не пришлось напомнить вам о такой элементарной вещи, как спустить с борта грузовую сеть?

— Я не делал этого до последней минуты, потому что боялся, как бы ее не унесло в море. Он мог бы не напоминать мне об этом, я и сам это знал.

— Мистер Марик, как бы вы оценили вашу лояльность своему командиру?

— Мне трудно ответить на этот вопрос.

— Еще бы! Четыре? Два с половиной? Ноль?

— Я считаю себя лояльным офицером.

— Это вы подписали матросу Стилуэллу в декабре 1943 года увольнительную на трое суток и этим нарушили приказ капитана?

— Да, я сделал это, сэр.

— По-вашему, это лояльный поступок?

— Нет, в этом случае я поступил нелояльно.

Челли, не ожидавший такого ответа, уставился на Марика.

— Вы признаете, что как помощник капитана были нелояльным по отношению к своему командиру уже в первые дни совместной работы?

— Да.

— Очень интересно. Почему вы пошли на это?

— Я не оправдываю себя. Но больше это не повторилось.

— Вы признаете, что свою службу помощником капитана Квига вы начали и закончили нелояльными поступками?

— Я не признаю, что закончил службу нелояльным поступком.

— Вы слышали насмешливые и оскорбительные замечания, высказываемые офицерами в адрес капитана?

— Да.

— Какие дисциплинарные меры вы принимали в таких случаях?

— Никаких. Я неоднократно предупреждал о недопустимости этого и никогда не позволял таких разговоров в своем присутствии.

— Однако вы никого не подвергли наказанию за подобные грубые нарушения дисциплины. Почему?

— Есть пределы тому, что можно сделать в определенной ситуации.

Челли железной хваткой вцепился в Марика, когда тот стал рассказывать, что произошло во время тайфуна. Он цеплялся за каждую оговорку или неточность, за каждый упущенный Мариком факт. Но помощник капитана, признавая все ошибки, оговорки и неточности, с мрачным упорством отстаивал свою версию. Затем Челли перешел на самого Марика — где учился, что окончил, и обратил внимание суда на то, что помощник капитана учился весьма посредственно, как в школе, так и в колледже, и никаких познаний в психиатрии или в какой-либо другой области наук у него лет:

— Откуда вы набрались этих ученых слов о паранойе?

— Из книг.

— Каких книг? Назовите.

— Медицинских книг о психических расстройствах.

— Это что, ваше интеллектуальное хобби — в свободное время читать книги по психиатрии?

— Нет. Просто я занялся этим, когда стал замечать странности за капитаном и подумал, что он болен. А книги брал то у одного, то у другого из знакомых.

— С вашими знаниями и уровнем подготовки как могли вы рассчитывать, что поймете что-нибудь из этих сложнейших и малодоступных неспециалисту научных книг?

— Я все же кое-что понял.

— Вам известно такое изречение: «Опаснее знать мало, чем ничего не знать»?

— Да, известно.

— У вас голова набита научными терминами, в которых вы не разбираетесь, и тем не менее берете на себя смелость смещать вышестоящего по чину офицера на основании собственного заключения, что он психически болен. Вы считаете ваши действия правильными?

— Я сместил капитана не потому, что начитался этих книг. Я понял, что тральщик в опасности…

— Оставим в покое тральщик. Мы сейчас обсуждаем ваши познания в психиатрии, лейтенант. — И Челли буквально забросал Марика вопросами, оперируя десятками научных терминов из психиатрии, то и дело требуя у помощника капитана объяснения каждого из них. Марик впал в полное уныние, отвечал односложно и все чаще «не знаю».

— Итак, когда с вами говорят о психических заболеваниях, вы не в состоянии даже понять, о чем идет речь, не так ли?

— Я и не утверждал, что хорошо разбираюсь в этом.

— И все же вы решили, что знаете достаточно, чтобы отважиться поставить капитану Квигу диагноз: психическое расстройство, а теперь выдвигаете это в качестве оправдания своих действий, которые иначе как бунтом не назовешь.

— Я думал лишь о том, как спасти тральщик.

— Кто вам позволил узурпировать права капитана и его ответственность за безопасность судна, не говоря уже о ваших интуициях и догадках в области психиатрии?

— Я… — Марик умолк, тупо уставившись на Челли.

— Отвечайте на вопрос, пожалуйста. Или диагноз, который вы поставили Квигу, оправдывает ваши действия, или же это грубейшее Нарушение дисциплины, какое только можно себе представить. Так или не так?

— Если бы он не был болен, это был бы бунт. Но капитан был болен.

— Вы слышали заключение компетентных врачей-психиатров, которые давали здесь свои показания?

— Да.

— Какой они поставили диагноз? Был или не был болен капитан 18-го декабря?

— Они сказали, что не был.

— Старший лейтенант Марик, вы считаете, что лучше капитана разбираетесь, как следует вести корабль?

— В обычных условиях капитан может вести судно. В опасной ситуации, которая сложилась, он растерялся.