Бунтари не попадают в рай

Спустя полтора часа мне все же удается уложить Анну Валерьевну в кровать. Убедившись, что она провалилась в беспокойный тревожный сон, я выхожу из ее спальни и, плотно затворив за собой дверь, возвращаюсь на кухню. Состояние такое, что хочется лечь и умереть, но подобной роскоши я себе позволить не могу. Надо думать над тем, как вызволить Глеба, и кое-какие мысли на этот счет у меня уже имеются.

Нет, пока не про черный рынок, а про одного влиятельного знакомого, у которого наверняка есть деньги. Знакомый, конечно, не мой, а папин, и не общалась я с ним лет эдак сто, но, помнится, при жизни отца Пикалев Евгений Артемович хорошо относился к нашей семье. Именно он дал нам с мамой денег на первоначальный ипотечный взнос.

Я знаю, что средства давались в долг, а мама благополучно их не вернула, но Пикалев, к его чести, не стал настаивать. В свое время отец не раз выручал его в бизнесе, поэтому он, наверное, решил, что таким образом сочтется с покойным.

Завариваю растворимый кофе и открываю браузер на телефоне. Надо бы найти контакты Пикалева или, на худой конец, адрес его офиса. Хотя… Возможно, адрес будет даже лучше номера телефона. Все же денег в долг лучше просить лично.

Пока я ковыряюсь в поисковике, раздается негромкий стук в дверь. Откладываю телефон и на цыпочках пробираюсь в коридор. В этой квартире я не чувствую себя хозяйкой, но, очевидно, что, кроме меня, дверь никто не откроет – тревожить Анну Валерьевну из-за пустяков совсем не хочется.

Припадаю к глазку и пораженно отшатываюсь назад. Потом снова прилипаю к двери грудью и принимаюсь недоуменно разглядывать черные, торчащие завитками патлы.

А Романова здесь какого лешего забыла? Мне сейчас только ее нытья не хватало! Неужели до сих пор сохнет по Глебу? Вот же дура навязчивая!

Первый порыв – не открывать дверь вовсе, но это ненормальная все колотит и колотит, вот-вот грозя разбудить Анну Валерьевну. Поэтому, сцепив зубы, я прокручиваю замок и, приоткрыв дверь, вперяюсь недружелюбным взглядом в свою бывшую подругу.

– Чего приперлась? – мрачно цежу я.

– Стелла! Я поводу Глеба! Виталина Андреевна обмолвилась, что он полиции! За что? Почему? – тараторит она сбивчиво.

Голос у Аси по обыкновению звонкий и слишком высокий, поэтому я, поморщившись, просовываю ноги в кеды и выхожу к ней в подъезд. Видно же, что эта дурында просто так не уймется.

– Да, у Глеба трудности, – отвечаю сухо. – Но тебя-то с каких пор стали волновать проблемы других людей?

Романова опускает глаза в пол и принимается ковырять носом кроссовка дыру в бетонной стене.

– Может, уже пора отпустить прошлое? – говорит тихо.

– Ну наше-то прошлое ты сразу отпустила. В тот же вечер, когда кинула меня на растерзание тем ублюдкам, – не могу удержаться от сарказма.

Ася меня триггерит. Стоит мне ее увидеть, как злость и обида маленькой брошенной девочки вспыхивают в душе и я тут же превращаюсь в агрессивную суку. Ничего не могу с собой поделать.

– Это не так, – шепчет Романова, мотая головой. – Не так.

Я знаю, о чем она. Глеб сказал, что во время их откроенного разговора Ася призналась, будто бы бегала в ментовку. Мол, рассказала там о нападении, а дяди-полицейские, козлы такие, ее проигнорировали.

Глеб проникся этой историей, но лично я Романовой не верю. По-моему, это очередная самооправдательная сказочка. У Аси вечно так: все вокруг виноваты, кроме нее. Она жертва до мозга костей. Лживая и трусливая.

– У меня нет времени на пустую болтовню, – бросаю я, разворачиваясь к ней спиной.

– Стелла, подожди…

Захожу в квартиру, намереваюсь закрыть за собой дверь, но та неожиданно напарывается на какое-то препятствие. Опускаю глаза и удивленно замечаю, что к порогу приставлен все тот же черный нос ее кроссовка.

Романова что, совсем страх потеряла?!

– Ты охренела? – выдаю возмущенно. – Ногу убери!

– Я не уйду, – в глазах Аси плещется испуг, но с места она не двигается. Дрожит, но продолжает буравить меня немигающим взором. – Никуда не уйду, пока ты не скажешь, что случилось с Глебом. Я… Я его друг, Стелла! Я имею право знать!

– Да пошла ты…

– Нет! – истеричка Романова переходит на ультразвук. – Я больше не позволю тебе так со мной обращаться! Не позволю, слышишь?! Я… Я…. – от волнения она начинает заикаться, – я тоже человек, и у меня тоже есть чувства! Я хочу помочь Глебу! Я… Я так переживаю за него…

Закатываю глаза и мрачно усмехаюсь. Ну хоть в чем-то мы с ней похожи.

Именно благодаря Глебу у этой нюни впервые за долгое время прорезался голос. А я впервые волнуюсь за судьбу другого человека больше, чем за свою собственную.

Глеб изменил нас обеих. И мы обе ему обязаны.

– Хочешь ему помочь? – повторяю иронично.

– Очень! – Аси кивает так сильно, что ее голова вот-вот оторвется от туловища.

– Чтобы спасти Глеба, нужны бабки. У тебя есть? – слегка щурюсь, наблюдая за ее реакцией.

– Да-да, – она напоминает китайского болванчика. – У меня есть деньги. Я несколько лет копила. Мама давала мне на обеды, а я…