Бунтари не попадают в рай

– Ой, ну простите, – едко бросаю я, поднимаясь на ноги и вставая напротив. – Сразу не допер, что сегодня королева не в настроении общаться с простыми смертными.

Врать не буду, обидно. Прям до одури обидно! Чувствую себя мальчиком для развлекухи на разок. Будто меня использовали и выбросили. Когда Стелле было скучно, она меня поманила, и я примчался по первому зову. А теперь я вроде как не у дел. Со мной даже поговорить нормально не изволят.

– Держи себя в руках, Бестужев, – недовольно цедит Кац, замечая, как внимание присутствующих неумолимо фокусируется на нас.

Она достает из крошечной сумочки сигарету и торопливо закуривает. Будто напускного безразличия ей недостаточно, надо еще и пеленой дыма от меня отгородиться.

Чувствую, как внутри один за другим гремят маленькие ядерные взрывы. Ударной волной сбивает мои ориентиры и сносит крышу. Радиация отравляющей субстанцией вливается в кровь, вызывая серьезные перебои в работе сердечно-сосудистой системы.

Меня трясет. От негодования, от бессильной ярости. Ну и немного от алкоголя. Я тут перед ней второй месяц душу наизнанку выворачиваю, а она мне прямо по швам мне режет. Стерва!

И чего только добивается? Зачем мучает меня своими играми? Единственное, чего я по-настоящему хочу, – это быть с ней. Просто быть с ней. Знать, что она моя. Что я ей нужен. Не на раз или на вечер, а навсегда, понимаете?

Потому что тусоваться с ней в одной компании, учиться с ней в одной группе, время от времени ловить ее заинтересованные взгляды и при этом чувствовать себя нелюбимым – невыносимо, больно, тошно!

Нет, я больше так не могу. Пусть делает окончательный выбор. Здесь и сейчас.

Глава 46

Ася

– Ну что? Что мне сделать, чтобы ты стала моей?! – голос Глеба звучит с надрывом, а жилы на шее угрожающе напрягаются.

– Кончай это спектакль, – презрительно фыркнув, Стелла встает со скамейки и демонстративно отходит в сторону.

Делает вид, что ее совершенно не заботит его гневная вспышка. Губы плотно сжаты, взгляд прямой и равнодушный, руки сложены на груди. Только вот пальцы, вцепившиеся в ремешок сумки, побелели от напряжения.

– Черт! Ну какая же ты отрава! – все больше распаляется он. – Всю душу мне высосала, измотала… И все мало тебе, мало, да?!

– Я сказала, хватит, – рычит Кац сквозь стиснутые зубы.

Но Глеб и не думает останавливаться. Мечется из стороны в сторону, словно раненый зверь. Дышит тяжело и хрипло.

– А хочешь, я с моста сигану? Хочешь?! – он напирает на нее всем телом. – Или вон, под машину лягу? Может, хоть так мне удастся привлечь твое внимание?

– Идиот! – в ее тоне слышится раздражение. – Засунь эту браваду себе в задницу!

– Браваду? – Глеб хватается за это слово как за оружие. – Думаешь, гоню? Думаешь, слабо?!

Их взгляды скрещиваются, подобно двум боевым шпагам. В его глазах багровое пламя, в ее – ледяной холод.

– Думаю, слабо, – с беспощадным спокойствием подтверждает Стелла.

Ох, нет! Что же она делает? Зачем провоцирует? Неужели не видит, что Бестужев и так на грани? Легко, наверное, жить, когда в груди вместо сердца кусок льда – ничто не способно ранить по-настоящему. Да и чужая боль всегда проходит по касательной.

Глеб невесело усмехается, сплевывает на асфальт, а затем, резко развернувшись, устремляется к дороге.

– Стой! – из моего рта вырывается истеричный вопль. – Стой! Куда ты собрался?

Испугавшись, я подбегаю к Бестужеву и цепляюсь за рукав его куртки в тщетной попытке удержать, уберечь, спасти… Но он не дает мне такой возможности. Грубо дернув рукой, вырывается и продолжает движение в том же направлении.

Перешагнув через бордюр, Глеб выходит прямо на проезжую часть, и его лицо озаряется совершенно безумной улыбкой, в которой, несмотря на широту, явственно читается душевный надлом.

Отсалютовав в ужасе глазеющей на него толпе, он сначала садится, а потом… И вовсе ложится на дорогу! На ту самую дорогу, по которой ежедневно проезжают сотни, может, даже тысячи машин! Да, прямо сейчас она пуста, но ведь это только пока…

Едва я успеваю подумать о самом страшном, как переулок вспыхивает светом фар, и из-за угла показывается автомобиль. Не сбавляя скорости, он движется прямо сюда. Прямо на Глеба…

Сердце обрывается с петель и летит в глубокую черную бездну, дыхание замирает, а я сама превращаюсь в вибрирующий сгусток страха.

– Братан, заканчивай давай! – раздается обеспокоенный голос Воронина. – Это не шутки!

А автомобиль все ближе и ближе…

Крепко зажмурившись, я кричу. Что-то сумбурное и нечленораздельное. Невнятную смесь проклятий и молитв. Не могу смотреть на то, как Глеб играет в русскую рулетку с жизнью. Ненавижу! Ненавижу его безрассудность!

– Не надо! Прошу, хватит! – в ужасе жмурюсь я.

Мгновенье длиною в вечность перемалывается в жерновах времени, и мой испуганный крик заглушается визжащим скрежетом тормозов. Противным и громким.

Я замолкаю в надежде услышать голоса ребят. Хочу по их разговору понять, что же произошло там, на дороге…

Но слышу я только тишину. Чудовищную, пробирающую до костей тишину, каждая новая секунда которой превращается в изощренную пытку.