Буратино. Правда и вымысел…

— Да, синьор учитель, это не самый лучший способ, но у меня не было иного выбора. Я очень хочу учиться, — грустно произнёс Буратино.

— Запомните одну вещь, мой юный катала, в класс я вас, конечно, запишу, но не дай Бог вы совершите хоть ещё один проступок, сразу вылетите из гимназии, как забулдыга из трактира.

— Хорошо, я запомню. Надеюсь, я не дам вам повода быть мною недовольным.

— И запомните ещё, я беру вас только потому, что вижу вашу тягу к учению. А теперь идите в класс, а я пойду к синьору директору, чтобы записать вас. Назовите своё имя.

— Пиноккио Джеппетто.

— Пиноккио, — учитель хмыкнул, — хорошо, идите, Пиноккио.

Учитель пошёл к директору, а Буратино прямо в лапы хулиганов, которые поджидали его в коридоре. На этот раз их было трое: здоровяк Поджеро, парень с лисьей физиономией и долговязый мальчишка без зуба.

— Ну, что, козёл, попался? — мягко и даже ласково спросил Поджеро.

— Как пить дать, попался, — зашепелявил беззубый, — ой, как мы тебя сейчас уделаем — мамочка родная не признает.

— А рёбра ему ломать будем? — деловито поинтересовался хитрый.

— А что? — Поджеро даже удивился такому вопросу. — Нельзя что ли?

— Да нет, можно, — пояснил хитрюга, — только не люблю, как они хрупают, когда ломаются, у меня аж мурашки по коже.

— Но тогда не будем, — пообещал Поджеро.

— А вот зубы выбьем обязательно, — тоном, не терпящим возражений, произнёс беззубый.

«Ой, мамочки-мамочки, — у Буратино даже голова закружилась от страха — сейчас меня будут так бить, так бить, как не били ещё никогда в жизни».

— Надо, вообще-то, и ноги сломать, — в некоторой задумчивости сказал хитрюга.

— Да, это дело хорошее, — согласился Поджеро.

— Главное, зубов побольше выбить, — не унимался долговязый.

— А может, не надо? — выдавил Пиноккио.

— Не надо? — разозлился хулиган Поджеро. — А деньги у меня выигрывать надо? — и первый удар принёс в ухо Буратино отвратительный звон. — А выставлять меня дураком перед всей школой, надо? — второй удар под дых согнул деревянного человечка пополам.

— А может быть, денежки отдашь? — прямо в звенящее ещё ухо зашептал хитрюга. — А мы тебя сильно бить не будем.

— Отдам, — превозмогая боль в животе, выдавил Буратино.

— Давай, — широкая ладонь хулигана появилась прямо перед носом согбенного мальчишки.

«Ой, как мне не хочется отдавать деньги, — думал Пиноккио — какой-то я неудачник: термос своровал — так уронил его, деньги выиграл — так их отняли».

— И конфету давай, — добавил Поджеро.

— И индейца, — добавил беззубый.

— И вообще, всё давай, а то убьём, — подвёл итог хитрюга.

«И конфету, — с тоской подумал Буратино, — вам, и индейца». Он полез в карман и вдруг нащупал там то, что изменило его настроение.

— И конфету отдать? — переспросил он, разгибаясь.

— Всё давай, всё, — кивнул Поджеро, продолжая держать раскрытую ладонь.

Пиноккио ещё раз ощупал тот предмет в кармане, который придал ему сил. Это была заточка.

— Получай! — произнёс со злости Буратино и располосовал руку хулигана. «Пусть лучше убьют, чем я отдам им денежки», — при этом думал он.

— А-а, — заорал Поджеро, отдёргивая руку.

— А вот и тебе — продолжал Пиноккио, пытаясь ткнуть в живот долговязому заточку.

Но тот отскочил. Хулиганы на несколько секунд растерялись, но они не были бы хулиганами, если бы испугались одного хлипкого пацана с заточкой.

— Ладно… — многообещающе произнёс Поджеро. — Ты сам вырыл топор войны.

— Ты покойник, — пообещал хитрюга.

— И зубы тебе повыбиваем, — добавил беззубый.

«Мамочки, вот теперь они действительно меня прикончат, потом ограбят, а напоследок выбьют зубы», — подумал Пиноккио, чувствуя, что хулиганы окружают его по всем правилам военного искусства.

— Что там происходит опять? — донеслось из другого конца коридора. — Почему не в классе? А ну марш по местам! — это был учитель, второй раз за день спасавший Пиноккио.

Шпана сразу исчезла, как её и не было. А Буратино поспешил спрятать заточку в карман и облегчённо вздохнул.

— Джеппетто, а вам что, особое приглашение нужно? А ну марш в класс.

Так наш герой первый раз оказался в большой и светлой комнате со смешными столами под названием «класс». Окна там были огромные, на стенах висели карты и картинки с людьми, у которых были разрезаны животы. Из животов вываливались внутренности. А на шкафах стояли сушенные и страшные звери.

Все дети встали, когда учитель вошел, и стояли до тех пор, пока учитель не произнёс:

— Садитесь, говорящие обезьяны, а вы, Патроли, прекратите гримасничать, у вас и так физиономия — не приведи Господи. Кто дежурный?

— Я, синьор учитель, — встал один из мальчиков.

— Кто отсутствует?

— Никто, все присутствуют.

— Хорошо, хорошо, — произнёс учитель тоном, который не выражал никакой радости, — кто выучил урок?

Гробовая тишина повисла над классом. В голове каждого мальчишки в это мгновение любой, кто умеет читать мысли, прочёл бы: «Господи, только не меня», или «чтоб ты сдох, очкастая морда, со своими уроками», или «скажу, что у меня живот болел».