Бурелом

Дни стали заметно теплее. Из пухлых почек на деревьях, как птенцы из яиц, вылупились клейкие листочки. Полегла жухлая прошлогодняя трава, на смену ей из рыхлой земли острыми луковичными перьями пробилась молоденькая травка… Прибавилось работы в бригаде Хабибулина: сверху большими косяками поплыл лес. Бригада с раннего утра до позднего вечера курсировала по пикету. Разбирали заломы, скатывали в реку занесенные на косы бревна.

На исходе недели Корешова и Суворова Софа отрядил в поселок за покупками. В этот день Софе стукнуло сорок три года. Решили после работы отметить именины бригадира. В бригаде имелась моторная лодка, но Софа не доверял ее никому. Поэтому пошли в поселок на весельной. Петру не терпелось повидать Катерину, Платону — друзей. Втайне он надеялся встретить Риту, увидать хотя бы краешком глаза. При воспоминании о Рите он обычно замыкался, становился хмурым, неразговорчивым… В полдень они были в поселке. Время обеденное, магазин закрыт. Договорились встретиться через час. Суворов убежал к Катерине, Платон заглянул к Сорокиным. В своей комнате нашел изменения — пахло духами, на тумбочке принадлежности женского туалета.

— Витька женился, — объявила Нина Григорьевна.

— Когда?! — удивился Платон.

— Да совсем недавно. Жалел, что тебя нет. Все получилось так неожиданно, так неожиданно!.. Ты уж не обижайся на нас, Платоша… Вчера какой-то корреспондент приходил, все о тебе расспрашивал. Как это он называл, а? — «внуки наших дедов», и придумал же!

«Действительно, придумал, — усмехнулся Платон. — Внуки как внуки»… И в том, что Витька женился, для него тоже не было ничего неожиданного — рано или поздно надо было ожидать этого.

Платон сменил белье, направился к магазину. За дорогу он несколько раз оглядывался, но отсюда была видна только крыша дома Волошиных. Только крыша. А что под крышей?

Петра у магазина еще не было. Платон закупил все необходимое, нагрузил полный мешок, взвалил его на плечи и побрел к домику Катерины. Он порядком пропотел, прежде чем добрался до Катерины. Дверь открыла сама хозяйка, раскрасневшаяся, с томными, соловыми глазами.

— А-а, Платоша! — воскликнула она. — Милости просим, дорогой ты наш!..

Петро сидел за столом с расстегнутым воротом, навеселе. Перед ним обильная закуска и выпивка. Он виновато прятал глаза и глупо до ушей улыбался. Проворная Катерина заговорила Платона, оградила своего возлюбленного от упреков. Ее полные слегка тронутые первым загаром руки так и мелькали перед глазами Корешова. Она усадила упирающегося гостя за стол, налила в стаканы водку, выпила сама и заставила выпить Платона; Петра на этот счет упрашивать не приходилось.

— Разлюбила, ну и пусть… Подумаешь! Красавица!..

— Верно, — поддакивал Петро. — Выпьем з-за некрасивых!..

— Может, и я некрасивая?! — подбоченилась Катерина.

— К-красивая!.. — Платон опьянел и лез целоваться к Катерине. Все и все казались Корешову очень милыми. Он готов был расцеловать и Катерину, и Петра, и всех жителей поселка… Впервые он сейчас стал похваляться дедом, и вообще плел всякое такое…

— Д-давай за твоего деда даванем, — в который уже раз потянулся Петро со стаканом. — Что именины Софы, дед — это да! С-сила твой дед!..

— Именины? Какие именины? — Платон мотнул головой, волосы рассыпались по лбу. Неожиданно вспомнил, зачем они пожаловали в поселок. Оттолкнул руку Петра. Тот выронил стакан, стакан разбился.

— Ничего, посуда к счастью бьется! — сказала Катерина.

— Сегодня же распишемся! — загорелся Петр.

— Никаких женитьб! — стукнул кулаком по столу Платон. — З-завтра распишитесь, сегодня надо продукты везти.

— Верно, — согласился Петро.

— Куда же вы пьяные?! Не-е пущу! — Катерина ухватила Суворова за рукав, заголосила: — Не-е пу-ущу!

— Ну и не пускай, а я пойду, — Корешов толкнул ногой дверь, вывалился в сенцы, Там он долго искал мешок, наконец, схватил его в охапку, вышел на улицу.

Из дома доносилась яростная перебранка. Потом возня, хлопанье двери. Во двор выбежал Петро в расстегнутой до пупа рубашке, в правой руке зажатая в кулак пестрая косынка Катерины. Следом за ним и сама Катерина, все еще продолжавшая голосить, что она не пустит их в лодку. Но, видя, что с мужчинами не совладать, решила хотя бы протрезвить их. Платон шагал впереди, Катерина и Петро чуть поотстали. Плыла перед глазами Платона улица, поселок плыл, потом вдруг Рита…

— Рита-а! — Корешов глупо таращит глаза, потом вдруг злость, обида — все это захлестывает его. — Уйди с дороги, не то!.. — Опустил плечи. — Звездой была?! Да, недоступной, пускай бедой, но путеводной была звездой. — Зачем, к чему прочитал он эти строки из какого-то стихотворения? А Риты уж нет. Может быть, ее и не было.

— Стрекача-то как дала, ха-ха! — смеется за спиной Петро.

— Кто это?

— Твоя бывшая…

— Бесстыжие морды, — ворчит Катерина. — Вам, мужчинам, никогда не понять женского сердца. Сегодня мне кажется, Петра люблю, а завтра — Ивана. И за того Ивана в огонь и в воду…

— Шалявы вы все, — гундосит Петро. — Рас-сквакалась — сердце, а у меня, может, вместо сердца — печенка, ха-ха-ха!