Буреполомский дневник

Сумки мои пока стоят под шконкой – блатные не заметили, а из окружающей мрази им еще никто не донес. Донесли про другое: после обеда, как раз перед “объявлением комиссии”, я сцепился опять с ублюдком–молокососом, 20–летней конченной мразью, которую самый злобный из “козлов” (нарочно?) поселил на днях надо мной на 2–м ярусе. Глумливая нечисть, которая еще с первых своих дней здесь (с марта где–то), “поднявшись” на барак (да плюс – опять же сперва в мой проходняк), по отношению ко мне окружающей мрази, особенно “козлячьей” верхушки, да и блатных, и всяких стремщиков и пр. шушеры безошибочно поняла: меня здесь никто не уважает, я – презираемый, пренебрегаемый (потому что – чужой!!), высмеиваемый ими всеми, последний среди ни всех (за исключением разве что “обиженных”), надо мной можно глумиться, всячески задирать, дразнить, пытаться пнуть или ударить (естественно, тут же отскочив, ибо бегать за этой мразью я не в состоянии). Эта нечисть сама тут – презренное, низшее существо у всяких “козлов”, у той же самой их верхушки. Но каждому ничтожеству надо (не каждому удается, правда) кого–нибудь, над кем оно само могло бы тоже глумиться и издеваться – “или просто надо человеку знать, что он не самый последний”, – как пишет Буковский. Так вот, над этой нечистью глумились и насмехались “козлы”, а она, в свою очередь – надо мной. В основном словесно, конечно, но на любые слова ее мне плевать; в руки же не давалась, действовала в традиционной их шакальей манере: пнуть по ноге, допустим, когда я лежу – и тут же отскочить; пока я встану – она уже далеко и смеется оттуда. В ход шли любые формальные поводы: когда это чмо, месяц как “поднявшееся”, было тут уборщиком, то постоянно что–то клянчило с меня “за уборку” и норовило лично выгнать на проверку в 9 вечера, как практиковалось тогда – и опять началось сейчас. (Выгнать, правда, никак не удавалось. :) А вот теперь – поселили сюда, в мой проходняк – и предлогом стала тумбочка. Это чмо, 4 месяца сидящее на зоне и 3 дня в проходняке, тут же полезло указывать, кто где в тумбочке будет что держать; побежало заручилось согласием самого злобного из “козлов”, который, видите ли, “сказал” мне (через эту тварь), чтобы я, видишь ли, просто “выбросил” свои пакеты с едой из нижнего отсека тумбочки, целиком мной занятого, и т.д. и т.п. И, наконец, упорно стало пихать свою ложку в отсек верхнего ящика, целиком занятый мной, хотя полно было свободного места и в отсеке рядом, и внизу, куда оно вчера ложку и клало. Кроме ложки, мочалки и бутылки жидкого мыла, имущества–то у нее, твари этой, никакого и нет, а просто нужен повод поглумиться. Раз я убрал ее ложку обратно, 2, 3 раза – все равно пихает в мой отсек, прямо на мои вещи. Поддерживает, хотя молчаливо или тихим ворчанием, шнырь–контрактник, живущий здесь же; а азербайджанская обезьяна под ним – с утра сильном нервном раздражении по поводу обилия мух (бьет их десятками весь день) и “свинарника”, который ей постоянно мерещится вокруг, чуть ли не в самом воздухе.

Короче, ложку этой твари я где–то на 4–й или 5–й раз выбросил из ящика на пол – и пошел, как давно уже собирался, просить завхоза, чтобы убрал из проходняка эту тварь, вернул бы прежде здесь спавших “ночного” и еще одного пацана – спокойных, не злобных и не глумливых.

Я был уверен в успехе своей просьбы, учитывая нормальные отношения с завхозом, но увы... Через полчаса где–то шнырь–контрактник, гнида, приносит мне очередной вызов в “культяшку” – на этот раз к тому самому, какому–то у них здесь суперблатному чму, недавно приехавшему с “девятки”. Панно во всю спину и поведение детское (точнее, поведение идиота, отставшего в развитии): каждое утро через всю секцию, до туалета и обратно, пробегает с ревом и треском, изображая, что едет на мотоцикле...

В общем, разговаривало со мной по преимуществу не это чмо, а местное – новый “домовой”, тот самый, что обещал мне недавно, что за меня дадут 3 месяца, ну максимум – год. Спросил, что у меня в проходняке (молокосос–ублюдок сам настучал, или это постарался завхоз?..). Я стал рассказывать, что эта тварь глумится надо мной фактически с самого приезда сюда; посреди моего рассказа тварь входит сама – и начинает тут же чесать про тумбочку.