Буреполомский дневник

Вроде бы все ценное на месте, в т.ч. эта тетрадь с дневником, другая со стихами, мой блокнот и пр. Но все же пропали некоторые пусть мелкие, но очень нужные вещи – прежде всего дощечка, которую я хотел приспособить в качестве столика – класть на выдвинутый из новой тумбочки ящик и на ней готовить и есть, ибо больше не на чем; и бутылка для воды – из–под недавно только купленной в ларьке “минералки”. Кроме того, пропало еще 3 фанерки – одна большая, стоявшая за торцом шконки, ее специально выпиливал по размеру этого торца любитель моих сигарет, и 2 маленькие, принесенные мной еще с 13–го. Плюс– этот же “обиженный” щенок, ублюдок, клянется, что без меня клал мне на шконку, как я просил, мои выстиранные и высохшие брюки – “шкары”, купленные матерью как запасные к “робовскому” костюму. Клал ли он их, или нет – но ни в одной сумке их не оказалось, а сам этот подонок постоянно теряет вещи, даваемые ему в стирку (недели три назад потерял пару моих носков, – они висели–висели на веревке, высохли – и пропали, не снятые этим ублюдком–попрошайкой вовремя). Так или иначе, но штанов нет, и найти их (как обещает этот щенок) нет никакой надежды.

Еще одна очень существенная потеря – это бутылка для воды: где же теперь взять новую?! У обезьяны, говорит, тоже пропала такая же бутылка; “козел”, искавший мне одеяло, на мой вопрос сразу ответил, что это Палыч их забрал и даже порезал (чтоб не наливали в них самогон?), но мне в такую версию мало верится...

В общем, погром. Подсчет ущерба. Все ценное вроде на месте, но в самом важном – беда: ни поесть, ни попить теперь нормально... Поесть – нет дощечки, попить – не из чего, нет бутылки. Лакай прямо из–под крана?..

Будь они прокляты, эти новые тумбочки, из–за них вышла эта дополнительная беда с потерей доски. Последний день перед свиданкой, 27–го, после обеда, вдруг начался очередной переворот: сперва побежали на “кечь” за новыми табуретками. Выкинули все старые и поставили эти новые – по 3 у каждого сдвоенного торца шконок; широкие, как столы. Проход по секции сразу стал заметно уже. На кой хрен они нужны, эти табуретки, если перед каждым появлением “комиссии” или, упаси бог, “Макара” начинается истошный визг: “Убирайте все с табуреток!!!”? Если на них официально запрещено что–то класть – зачем они нужны?! Делают их, оказалось, такие же зэки на ИК–17 (не с воли же сюда везти), и запакованы они были по 2 шт. в оберточную бумагу.

Только их поставили – продолжение банкета: выкидывайте все старые тумбочки и идите за новыми!! Поволокли старые, поперли на горбах новые, тоже завернутые в бумагу... Выделили их, сказал завхоз, 70 штук, т.е. в каждый проходняк надо ставить по 2, одна на другую, и еще останутся – на ту секцию. Именно потому, что поставили одну на другую, на нижней нельзя есть – свободна только маленькая приступочка, т.к. верхняя тумба сдвинута назад; потому–то и понадобилась сразу дощечка – хорошо, что у меня была подходящего размера – положить на выдвинутый верхний ящик, подпертый снизу приоткрытой дверцей, и получается импровизированный столик. Теперь вот этой, идеально подходившей, дощечки нет, она выброшена, есть мне не на чем... Да и внутри эта тумбочка оказалась немного поглубже, но заметно уже старой, так что помещается в нее явно меньше. И очень неудобно, что нет открытого отсека, к которому я привык в тумбочке старой – туда во время еды очень удобно было что–то класть, например, пакет с хлебом, масло, шоколад (к чаю), ставить чайник и пр. Там же я хранил мягкий и нежный, боящийся давления и грубых прикосновений вольный сандвичевый хлеб – и теперь не знаю, куда его положить – все забито. В 2–х тумбочках – 4 отсека, как раз на 4–х человек в проходняке (реально в этом их даже 5 – включая недавнего выходца с 12–го), и никого не попросишь потесниться...

Состояние шока от первой вести о погроме (еще у вахты) быстро сменилось у меня, как обычно, яростью. Мрази какие!.. Ублюдки!.. Комиссия их напугала, как же!!! (Азербайджанская обезьяна сказала по дороге, что творилось это все еще позавчера, но комиссия зашла на 1–й – и все.) За это, ей–богу, надо убивать!.. Малолетний ублюдок–шнырь, нюхавший полжизни клей (что по его умственному развитию и поведению сразу заметно) сказал мне, что общее указание, как всегда, “все убрать” дал завхоз, а конкретно мою шконку – ему сказали “пацаны” (блатные, но кто конкретно – не назвал, побоялся), и книги, бумаги мои и пр. грузил в баул именно он. Обрадовал меня сперва, что все мои пропавшие фанерки валяются на улице; пошли с ним смотреть – в “курилку” и на свалку тумбочек в дальнем углу двора, где я, как пришел, и там, и там ходил, смотрел лично, – разумеется, ничего не нашли! Зато эта мразь, как я пришел, тут же накинулась клянчить у меня себе курево “за уборку”...