Буреполомский дневник

Шмона не было. Обошлось и на этот раз. Осталось 29 шмонных сред...

А коллизия разрешилась просто. Пришел около 11–ти отрядник 5–го, сел в кабинете Палыча и вызвал меня к себе. Теперь, видимо, он и будет замещать Палыча, ибо более близкие – и Вася–козел с 1–го, и отрядник 6–го – тоже отсутствуют, в разъездах... Вызвал, и первым, в крайне глумливой форме, приглашение это мне выкрикнула через всю секцию как раз злобная “козлиная” мразь – убийца Маньки, что оказалось весьма кстати впоследствии.

Отрядник 5–го сперва заставил прочесть ему “доклад” о себе, тупой урод, хотя прекрасно меня знает с первых моих дней здесь – он был первым моим отрядником, когда с карантина меня “подняли” сперва на 5–й. Недаром я всегда считал, что это самый тупой, дебильный, деревянный из всех здешних отрядников. Я сел, и он вдруг суперофициальным, казенным тоном спросил, все ли у меня нормально и всем ли я доволен в отряде, не перевести ли меня на какой–нибудь другой барак.

Я–то думал, что он меня вызвал отдать письма – открытки к д/р, и сперва несколько опешил. Потом, придя в себя, сказал ему, что если он хочет со мной разговаривать о таких вещах, то надо это делать не таким тоном. Я–то имел в виду дубовую казенность его тона, а он возмутился – мол, я нормально, спокойно разговариваю, – типа, не орет, так уже хорошо. :) Несколько удивившись – надо же, теперь вот и этому поручили со мной разбираться, – я рассказал ему все – и про хулиганский акт выброса вещей в конце июля, и про готовящееся повторение этого хулиганства в конце сентября, и т.д. Забыл вот, жалею, сказать про уничтоженный туалет, который меня “в отряде” очень напрягает.

В общем–то, это был разговор ни о чем. Про перевод на другой барак – а будет ли там лучше? Ведь хорошо там, где нас нет; так что оставшиеся 7 месяцев (удивление у отрядника 5–го!) я уж как–нибудь досижу, если администрация успокоит чересчур разошедшихся “козлов”. По косвенным признакам, еще я не назвал фамилию, он уже понял, о ком конкретно речь – об этом ублюдке, убийце Маньки, который и звал меня первым к отряднику (т.е., хоть будет знать, что не я сам ходил (“бегал”) на него жаловаться, а меня вызвали). Вроде обещал, что администрация их успокоит – но как, насколько надежно будет это успокоение?.. Попутно вспомнил я случай и с другим ублюдком – “подложенцем” – и как только назвал фамилию, в глазах этого дуба мелькнуло что–то – то ли полуулыбка, то ли какая–то искра понимания, я затрудняюсь определить эту его реакцию точнее; но по глазам было сразу ясно, что фамилия ему хорошо знакома и что с этой проблемой (носителем фамилии) он тоже сталкивался. Так же – неуловимо, неопределимо словами, но вполне ясно по глазам – отреагировал он и когда я сказал, что сей субъект вполне управляем администрацией – ко мне, мол, по словам его клевретов с 11–го, тогда, 13.7.2010, пришел прямиком от Макаревича, а другие его клевреты, я лично видел, без стука, как к себе домой, заходят в кабинет Демина, начальника оперчасти. И хотелось бы, м.б., возразить, отказаться – да крыть отряднику 5–го было явно нечем, правду эту он, видимо, тоже знает хорошо и во всей полноте.

Не помню, по ходу беседы, а скорее – уже после – меня вдруг озарило: да ведь фамилия отрядника 5–го – Алексеев! И мне недавно звонил какой–то Алексеев и хотел побеседовать, как раз в день звонка матери Демину. Тот, правда, представился: “и.о. (зама?) по кадрам” – но кто сказал, что начальник отряда не может совмещать эту должность с какими–то другими, тем паче временно (“и.о.”)! Так что, по всей видимости, это он и был, и обещанный разговор состоялся с отсрочкой не на 1, а на 3 дня.