Буреполомский дневник

Он начисто отрицал – на мой прямой вопрос – что они с его другом–шнырем меня кинули; а на вопрос, куда он вдруг пропал, сказал, что ему, мол, стыдно приходить ко мне, пока свое обещание насчет “трубы” он не выполнил (а деньги за нее уже потрачены!). Рассказал мне ту же историю, что и шнырь: что “труба”, которую какой–то их знакомый “тянул” с “промки” в “жилку”, “спалилась” по дороге, а сам знакомый сейчас сидит в ШИЗО. И как выйдет – будет “затягивать” новую (версия сигаретчика), или же отдаст свою (версия шныря в разговоре со мной пару дней назад). Так что, м.б., есть смутная надежда, что деньги эти еще не потеряны зря, – если, конечно, эти двое не врут. Но оба они наотрез отрицают слова кассирши, что мои 3000 они потратили в тот же вечер, пятницу 6 августа. По словам шныря, только в понедельник кто–то, кому предназначались эти деньги, пошел с его (шныря) биркой в ларек и от его (шныря) имени, т.е. выдав себя за него, этот чек забрал. Получается непреодолимое разночтение, сильно портящее всю их стройную версию.

Потом мы поднялись с ним наверх, посидели еще в темноте на моей шконке. Сигаретчик рассказал, что теперь он – от абсолютного безделья и скуки на 10–м – надел там “косяк” “предКД”, т.е. “кружок досуга”; что он там сейчас один из трех всего лишь “козлов” (не считая завхоза) и теперь водит 10–й барак в столовку, в санчасть и т.д. От меня пошел, по его словам, на 13–й, к шнырю, узнавать у него про сидящего в ШИЗО и перспективы получения “трубы”. Ко мне обещал зайти или сегодня с утра (но пока нету), или после отбоя. Ушел (не забыв, как всегда, попросить у меня сигарет; я дал), а я завалился спать, и на этом безумный вчерашний день был закончен.

Сейчас, пока писал – “дневальный” проорал: “Наводите порядок, сейчас Демин пойдет с обходом!”. Но сильной паники вроде пока что нет. Еще вчера на двор начали вытаскивать из “культяшки” и красить шконки; сегодня с утра поволокли уже из “фойе” и этой секции. Красят их (на хрена??!!.) в темно–зеленый цвет, и предназначены они для той секции – ремонт там, видимо, закончен или заканчивается.

А по всем прочим баракам, хоть лето уже и заканчивается, тоже вовсю кипят ремонты, а где и только начинаются. Как будто с ума все эти твари, насекомые, посходили! Уже почти закончили облицовывать плиткой “фойе” на 7–м; на 8–м оно, как и на 11–м, загромождено шконками (правда, там оно и побольше) – ремонтируют секцию слева от входа. Забито “фойе” и на 6–м, как и самый выход на улицу. На 10–м тоже – “культяшка”, “фойе”; в общем, сплошной, тотальный погром везде, эпидемия бессмысленных косметических “ремонтов”, повторяемых тут каждые год–два с упорством, достойным лучшего применения. И – как венец всего – по словам сигаретчика, на 13–м вся та сторона, что выходит на 10–й – “маленькая” и “красная” секции, кабинеты отрядника и завхоза – стоят без окон, с разобранными даже полами! – но зато туалет на 13–м, в мою там бытность самый, наверное, ужасный из туалетов на всех бараках, сейчас шикарно облицевали плиткой...

18–26

Опять устроили погром эти мрази. Впрочем, я уже ждал его, был, так сказать, морально подготовлен. :) Еще в июне, когда вскоре после заезда в эту отремонтированную секцию все шконки по приказу самого злобного “козла”, убийцы Маньки, сдвигали, чтобы втиснуть еще одну, а мои вещи из–за торца шконки выкидывали, куда попадут, – уже тогда было ясно, что после конца ремонта в той секции будет новое сдвигание – в обратную сторону – и новый погром моих вещей. Полублатные выезжают, их шконки вытаскивают красить, остальные двигают – и беды не миновать...

Но не просто двигают. Ублюдок, глумливая мразь, еще один “козел” прежнего, год назад, 11–го – выдумал еще и положить тех, кто вместе работает, в общие проходняки. А шконки убийца Маньки почему–то решил не просто сдвинуть вместе с тумбочками, а велел поднимать каждую – и переносить на 1 проходняк вперед. Причем именно по стене, т.е. где я.

Чуя беду, я на этот раз вытащил загодя все пакеты из–за торца шконки и повесил на крюк над изголовьем, а доску – под матрас. (Ту доску, выпиленную еще старым алкашом с 13–го, на которой раньше я ел, она лежала поверх старой тумбочки. Другая же, больше размером, которую сигаретчик летом выпилил мне специально, чтобы ставить за торец шконки, – погибла в предыдущем погроме, когда в июле я был на свиданке, а эти ублюдки выбросили все мои вещи.)