Буреполомский дневник

Следующим тяжелым испытанием был ларек. Пришел к 14–00 – на крыльце уже стоит толпа, внутрь пускают редко и по одному–два – обычная у этих тварей манера; якобы там, внутри, слишком много народу. (Но блатные азера, тем не менее, на моих глазах пролезли преспокойно внутрь целой кодлой, человека 4.) Злобный 21–летний дебил, еще один теперь “ларьковский сучонок” (вместо того, но на год постарше), к тому же стал вдруг верещать: мол, “мужики, сойдите с крыльца, не вы сюда краску покупаете!”. Якобы, он для этого крыльца купил сколько–то краски, а тут она стирается от стоящих на крыльце; типа, трое остаются на крыльце, а остальные пусть сойдут. Ага, чтобы вообще никогда в этот ларек не попасть, как со спецчастью регулярно бывает! “Мусор”, блин; мразь!.. кое–кто из стоявших на крыльце, правда, начал ему отвечать – в том духе, что, мол, краска все равно не вечна; очень мало и скромно отвечали, тогда как, по моим представлениям, толпа должна была бы этого глупого щенка на части разорвать за такие чисто “мусорские” повадки.

Подходя к ларьку, встретил там вдруг любителя моих сигарет. Тот сразу же принялся шутить, но вид у него был все же несколько смущенный. Я сказал, что надо поговорить, и он обещал зайти после отбоя.

В ларьке – сперва на крыльце, а потом, основную часть времени – внутри – я простоял больше 2–х часов, обслужили меня уже в начале 5–го, хотя закрывается ларек в 4 на перерыв до 6–ти . В 3 часа уже перестали пробивать чеки – перед единственным окном (2–я продавщица, как каждое лето, в отпуске) стояла довольно–таки приличная толпа, причем кто–то постоянно лез в окошко без очереди и из–за этого стоял постоянный крик и ругань. Достоялся я до того, что и спина стала болеть, что бывает мной нечасто; все норовил опереться рукой о стену – точнее, о бок высокой круглой печки, встроенной в эту стену, но и это не помогало; нога же после двухчасового стояния болит до сих пор, ни вчера вечером, ни сегодня утром я не мог на нее наступить.

Самое же обидное, что все это оказалось почти что зря. Вчера, в четверг, у них был завоз, что нетипично (как правило, он бывает в понедельник и пятницу) – и за 2 часа, пока я подошел к окошку, половины всего, что я хотел взять, уже не было! Ни рулетов, ни такой колбасы, как я хотел (в батонах; осталась только грубая, с салом, кольцами – “Краковская”, или как ее там), ни сыра; даже хлеб – и тот кончился, и с этой “Краковской” сегодня пришлось жрать все тот же столовский черный хлеб – слава богу, он сейчас хоть не такой кислый.

Пришел обратно в барак – тут тусуются цыгане, те самые двое, что приходили раньше ко мне, а еще до того – к злобной цыганской обезьяне, в июне освободившейся. Обалдеть! – у старшего из них, которого я знаю еще с 13–го барака, приехал теперь сюда какой–то двоюродный племянник, что ли – пацаненок лет 19–ти, сразу вставший здесь на “блатную педаль”. Теперь они ходят к нему – ну, а заодно уж зашли посидеть и ко мне (хотя я устал от 2–х часов стояния так, что лучше было бы мне без них полежать). Кто–то (родственничек?) дал им кофе (в пакетик от сигаретной пачки), у меня они выпросили несколько карамелек (пачку которых я купил в ларьке специально для таких вот попрошаек на остаток денег) – и звали к себе на 7–й пить это кофе, или же – хотели сами прийти с ним опять ко мне часов в 8. Я сказал, что лучше приходите после отбоя.

Спать здесь нормально не дают, подъем в 6 утра, а я не сплю обычно уже в 54 или в начале 5–го утра. Так что пришел с вечерней проверки, лег на шконарь – ждать, когда погасят свет – и чувствую, что засыпаю, сил совсем нет. Из обещавших никто не идет. Свет погасили, соседи нажрались–напились, ушли курить – и я уж думал ложиться спать, как вдруг появились из темноты цыгане! :) Сели; но – смотрю, ни о каком кофе уже и помина нет; пришли так, нехотя, еле–еле – посидеть, повздыхать, повспоминать в 100–й раз, сколько кому осталось... Короче, могли бы и не приходить. И тут вдруг появляется сигаретчик! Эти двое воспользовались этим как предлогом, чтобы уйти; а с сигаретчиком мы пошли разговаривать во двор.