Буреполомский дневник

Меня они, слава богу, не трогают. Но даже и без этого, от одних лишь их постоянных, почти целый день поневоле слушаемых разговоров, можно взбеситься. Как правило, они обсуждают тонкости взаимоотношений в бараке, технологии стрема и “пробивания”, или вспоминают свои “подвиги” на воле (грабеж уличный, ларьковый, магазинный и т.п.), или делятся впечатлениями от различных наркотиков, на воле же пробованных, или вспоминают свое сидение в тюрьме и на “малолетке”, разные истории оттуда; или же – названивают по телефонам незнакомых девчонок с целью с ними “познакомиться” и над ними “поугорать”, поразвлечься. Ну, и порой звонят родным – то возят–перевозят–забирают–отдают на воле какие–то деньги, то диктуют, что им положить в посылку, ЧТО здесь проходит, а что – нет, и т.п.

В общем–то по постоянным разговорам ясно видно, что это бессмысленная нечисть, биомасса, существа не выше насекомых, даже отдаленно не могущие называться людьми. Но и это еще не все. Если б хотя бы эти твари были одни и жили только в своем проходняке!..

Надо мной положили, переселив откуда–то и глубин секции, пацаненка лет 18–ти, выдающегося тем, что сам он живет в Питере, а вся родня его (мать и сестры, увезенные вроде бы отчимом) – в Америке. Спит он днем, а ночью тусуется – сидит то у меня на шконке (хоть я и выражал ему явное недовольство этим), то на соседней, жрет–пьет, и т.п.; но и день он уже, увы, спит не весь, а дай бог 1–ю только половину. Стремщика, жившего в моем проходняке напротив него, переложили в ту секцию – но он все равно постоянно приходит сюда, держит в моей тумбочке и под ней свои вещи. и т.д. На его место переложили еще одного из этой же компании стремщиков–телефонистов, спавшего прежде ближе к центру секции. Они с этим питерским (надо мной) быстренько сдружились и стали общаться. К тому же, питерский берет у него телефон – звонить тоже каким–то девкам; а у 2–го переселенного есть в этой же тусовке знакомый по воле, который полюбил залезать на его шконку – и так они по вечерам сидят там вдвоем, болтая друг с другом и с питерским надо мной, через мою голову. Да плюс еще парень, который вначале спал днем надо мной – он тоже переехал куда–то дальше, но тоже приходит, держит свои вещи в моей тумбочке, сумку – под соседней (стремщицкой) шконкой в проходняке, свои спортивные штаны вешает почему–то на торец моей шконки, рядом с моей телогрейкой, и временами днем залезает спать на верх той шконки, под которой у него сумка. А те двое, что любят сидеть на ней же вечерами вдвоем – полюбили теперь и заходить в мой проходняк тоже. Переехавший уже что–то держит тоже в моей тумбочке, а 2–й – часто заходит и стоя говорит с дружком, или по его телефону, стоя задницей перед моим лицом и мешая открыть тумбочку, когда дружок лежит.