Буреполомский дневник

Если б кто–нибудь на воле мог только представить, какая тоска – просыпаться каждое утро здесь, в этом проклятом бараке, за 900 км от дома, среди подонков и отребья, совершенно тебе чужих; “и этот день впереди – как проклятье”... Лежишь, уже рассвело, до подъема еще полчаса... 20 минут... 15... 10... – и в душе люто ненавидишь их всех, уже бегающих туда–сюда с кружками, кипятильниками и зубными щетками, уже матерящихся злобно друг на друга... Хоть бы сдохнуть скорее – и освободиться от всего этого раз и навсегда...Дозвонился вчера после ужина матери – она оказалась в форменной истерике, пришлось успокаивать. Оказывается, она позвонила сегодня Милютину (нач. колонии) , как договаривалась с ним 29–го после свидания со мной – и он ей сказал, что якобы вчера же (5 мая) Амир (наш отрядник) ему (Милютину) сказал, что будто бы я сегодня же (т.е. 5–го же мая) опять ушел из столовой, не дождавшись отряда! Мать, естественно, поверила и забилась в истерике и слезах. А на самом деле это такая наглая, откровенная, вопиющая ложь, что я даже опешил, услышав. Ни я после того случая 28–го не уходил ни разу раньше (специально ждал эту толпу, даже когда торопился на 8–й – звонить), ни Амира вчера не было, похоже, на работе вообще, – ни в бараке, ни у столовой он не появлялся, а дежурил возле столовки весь день отрядник 12–го. Вот такая мразь, провокатор этот Милютин, которому мать по своей младенческой наивности верит безоговорочно...

14–40

Вчера было жарко, а сегодня – пасмурно, хмурь, с позднего утра – временами дожди, причем крупные. Во дворе барака блатная “братва” (!) лично чинит и латает деревянный настил для построений и под “спортгородком”.

Какая адская, безумная – до ненависти, до желания спалить их всех напалмом – тоска торчать на этом дворе, в этом бараке, среди этого тупого быдла, подонков и идиотов, в этой абсолютно чужой для тебя жизни, в этой бессмыслице, в этом аду нелепости и идиотизма! Дикая, злая, неотпускающая тоска – казалось бы, сыт, одет–обут как–то, особенно ничего не печет, не мучает, – но давит и душит сама неуместность, бессмысленность, никчемность моего здесь пребывания, дикая и невыносимая никчемность этого тупого существования. До того, что и на “мусоров”, на всех этих макаревичей и “агрономов” (вчера, идя на ужин, наткнулись на них, они начали орать и строить в колонну) не только с матом и руганью, а – палку свою (трость, тоненькая и никчемная, не жалко) сломал бы об них с удовольствием, своими руками любой череп бы разнес под фуражкой любому из этих подонков в форме. И это вонючее, омерзительное тупое быдло, которое над своими, кто послабее и побеззащитнее, издеваются, а перед тюремщиками – стелются и сапоги лижут, по имени–отчеству называют, вместо того, чтобы всей толпой накинуться и в клочья разорвать!.. Мразь, ничтожества, тупые ублюдки, озабоченные только чифиром и поиском сигареты, – как среди них жить?.. Будьте вы все прокляты – и те, и другие, и в погонах, и в робах, и вся эта идиотская, нелепая, проклятая страна – ошибка природы и Истории!..

Грядут “знаменательные даты” – завтра, 7–го – инаугурация “нового президента”, ничтожного путинского выкормыша Медведева, прочимого “аналитиками” Путину в антагонисты, а скорее могущего стать его жертвой (правильно Матвеев говорил на свидании, – вертолет упадет где–нибудь в тайге, да и все!..); послезавтра – “великий праздник победы” одного фашизма над другим, день спасения и выживания сталинского режима. Поток торжественных и душещипательных сюжетов в новостях 1–го канала – и в каждом непременно интервью с “ветеранами”, увешанными тонной сталинских побрякушек. “Трогательные” речи школьников об уважении к “ветеранам” и о том, как бы они тоже пошли в 1941 “защищать родину”. “Где победу в войне над собой отмечает народ”, – вспоминается Тальков. А переводя на лагерные реалии – день победы макаревичей...

19–00

Будь все проклято... 2 раза за вечер бегал на 8–й: после ужина и вот только что, после ИХ ужина, – все без толку! 1–й раз сказали: спит! (Блатные играли там в карты, еле промолвил один, с 5–го.) сейчас – уже не спал; сказал: давай попозже, я сам зайду, или тебя позову, сейчас я занят, человека провожаю... А у нас сидит отрядник, – значит, проверка минут на 30 раньше обычного, а потом– у них, по графику; а мне надо еще поужинать самому... Придет он, как же... Сказал, что звонила Е.С. – интересны от нее сведения, она на этих днях должна встретиться с Лукиным, говорить обо мне. Но важнее – позвонить матери, чтоб не психовала, да и – больной вопрос – про бумаги мои, увезенные этим кретином Аликом (“профессор”, блин!..) узнать.

7.5.08. 7–07

Вчера все же сбегал еще раз, уже 3–й, после 9 вечера. Поговорил нормально с матерью, буквально на минуту дозвонился Е.С. – меня уже поджимала проверка, она все равно была в метро, не поговоришь. Сказала, что Лукин назначил ей встречу на 8–е число.

9–50