Опять не давали спать эти ублюдки в соседнем проходняке, гопники–“стремщики”. В 3 часа ночи проснулся от истошно вопящей музыки – слушали ее через телефон. Несколько ночей назад это был какой–то фильм, скачанный из интернета, тоже с постоянными истошными воплями и визгами, тоже на телефоне. Казалось бы, какая уж там особенная громкость у телефонного динамика? – но в ночной тишине это визжало и орало так, что я просыпался. С вечера еще эти ублюдки опять притащили из “козлодерки” абажур с проводом от настольной лампы, которую пару ночей им там не давали – то ли впрямь забирал отрядник, то ли просто запретил давать; саму же лампочку на сей раз просто выкрутили из люстры в секции. Формально вроде бы как – из их разговоров – свет нужен одному из них, уборщику телефонов, для того, чтобы их убирать, в темноте он не видит. Но – он их начинает убирать только в 5 утра, а свет, да еще и визг музыки, и галдеж всей этой мрази, собирающейся в этом проходняке – не дают мне спать всю ночь...
О чем бы эти ублюдки ни говорили – о прятанье ли телефонов, о шмонах, о браге своей, о методах грабежа на воле, о своих “приходах” от наркотиков или о том, как они напивались на воле, – меня трясет от омерзения. Как хотите, а для меня это мясо, не более того. МЯСО, говядина, с которой можно делать все, что угодно – от отбивания до запекания. :) Права на жизнь для этих ублюдков, уголовников–грабителей и бессмысленных алкашей (их родители, родственнички, друзья и подельники на воле – а все вместе это большинство населения страны) не существует, жить они не должны. Их надо убивать, уничтожать; везти из милиции не в ИВС, а сразу в крематорий – и живьем в печь! Иначе эту биомассу, эту мразь нам не одолеть никогда. Они должны умирать – тайно, тихо, но неотвратимо и без всяких ненужных судопроизводств – чтобы могли жить и дышать нормальные люди. В это МЯСО любая пуля, любой выстрел – благо, в отношении их нет никаких запрещенных приемов, ни здесь, ни на воле, – эту мразь, это пьяное быдло и уголовников–грабителей и воров надо не то что дубинками, а ядовитыми газами травить, уничтожать радиацией, напалмом, всем, чем угодно, – эта биомасса жить не должна, она должна подыхать, дико воя и корчась в пламени крематориев под наши аплодисменты...
А вчера вечером очень удачно дозвонился ребятам на Онежскую, на их “КС” еженедельный по средам. Там оказались Низовкина и Стецура, девушки из Улан–Ужэ, прославившиеся уже своими листовками и судом над ними по 282–й ст. УК. С Низовкиной мы говорили долго, со Стецурой – поменьше, под конец (дело шло к последней проверке в 21–30) . Говорят они, что суд продлится еще долго, месяцы, – обсуждение выводов экспертиз их текстов, потом прения сторон, – по такому делу все это занимает очень много времени. Если приговор будет не к реальному сроку – хотят потом перебраться в Москву и заниматься делами как бурятскими, так и вообще национальной тематикой – в том же антиимперском ключе, что и я. Т.е., сотрудничеству нет альтернатив, я надеюсь, мы сработаемся с ними. Не знаю только, хватит ли им жесткости, душевных сил – воевать с такой же беспредельной ненавистью к врагу, как та, что чувствую я...
12–32
Последняя громкая (для меня) новость – прошел–таки вчера суд библиотекарь с “девятки”, Андрюха, к которому я ходил, и где–то перед Новым годом, 25–го или 27–го – уходит по УДО! Сообщила мне эту новость азербайджанская обезьяна с 11–го в ларьке, как только я пришел сюда сегодня утром. Вот уж не думал, что с громадным (по словам самого Андрюхи) иском его отпустят!.. Вряд ли встретимся теперь когда–нибудь, хоть и обменялись телефонами: я освобождаюсь позже его и должен буду звонить первым, – едва ли у меня будет такое желание...
Сама обезьяна ходила пока только на “комиссию” из зоновского начальства, которая горячо поддержала его освобождение по УДО. Суд еще предстоит.
Приговор Ходорковскому вчера отложили на 27–е – нарочно, видимо, потому что ни здесь, ни на Западе (Рождество!) он в это время, естественно, уже не привлечет такого внимания, какой привлек бы вчера, – и пресса, и власти, и обыватели заняты праздничной, предновогодней суетой...
Сигаретчик попросил, чтобы мать привезла ему из Москвы 2 пачки его любимых (считающихся здесь роскошью) сигарет “Капитан Блэк”, которых нет(!) в Шахунье. Мать, естественно, как я и ждал, устроила по телефону истерику с визгом, криками и причитаниями, едва я сказал, что пачка стоит 100 рублей.
Комиссия так и не появляется, – сомнения даже, есть ли она вообще...
18.12.10. 12–45