Буреполомский дневник

Пока он сидел у меня – поперся шмон на 9–й, – 5 “мусоров”, потом еще 4. С утра, после подъема, забился туалет, – наглухо, не работает до сих пор, “обиженный” работяга полдня уже носит оттуда ведром воду. В общем, та же тягостная, тошнотворная история, что была и на 11–м – только колодца здесь нет, он во дворе 4–го, с той стороны корпуса, и перед проверкой были слухи, что его пробивают. Тот же тягостный, невыносимый, мучительный, привычный уже лагерный бред...

23.12.10. 11–04

Страна идиотов, будь ты проклята! Населенная тупым, пьяным быдлом, ничего не умеющим, ни к чему не способным – только пить да воровать... Руки из жопы растут у этих “кулибиных”, которыми почему–то на Западе так прославлена Россия, – и прав известный перестроечный анекдот про японца: “Дети у вас хорошие, а все, что вы делаете руками – отвратительно!”...

Туалет вчера не работал весь день. Только вечером пришли его пробивать, как обычно, стальным тросом штатные ассенизаторы–зэки с “кечи”, его и колодец во дворе 4–го. Пробили; после отбоя все уже работало (и выстроилась очередь на час). С утра сегодня, перед подъемом – все было еще нормально; но с подъема – ОПЯТЬ!!! Та же картина: пол по щиколотку залит водой, один “обиженный” бедолага вычерпывает ее байзером (объем – 1 литр), а другие, уже двое – выносят и выливают во дворе в дренажную канаву налитое им. И конца–края этому не видно (носят уже опять с подъема вот до сих пор), как не видно и ассенизаторов с тросом. Поистине: вот она, дурная бесконечность русской истории...

В начале 10–го – опять прется шмон–бригада на тот “продол” – но оттуда вдруг перелезает “дорогой” (узкая щель в железном заборе, всего–то 1 прут вынут) на 4–й – и, по всей видимости, шмон на 4–м. Первый за этот Н.г. шмон на нашем “продоле”.

Сходил в ларек. Хлеба так и нет – но обещают, что скоро он будет, т.к. “сделают” печь в пекарне. Когда “скоро”? После Нового года, что ли? Мне осталось тут всего 87 дней, 12 1/2 недель...

24.12.10. 12–41

Главную новость, глубоко меня поразившую (тем не менее, я не сразу вспомнил ее сегодня утром), сообщила вчера вечером по телефону Маня: эмигрировал в Америку Нестеренко! “Солнце русской поэзии” конца ХХ и начала XXI века. Текст с его сайта, где он объясняет мотивы своего отъезда, Маня обещала прислать мне через мать на январскую свиданку.

Его стихи я постоянно повторял про себя и на воле, и – в большем уже объеме после того, как Маглеванная прислала в 2008 полную распечатку с его сайта – здесь, в лагере. Я жил и дышал его стихами. Нельзя сказать, конечно, что его эмиграция – это какое–то предательство, дезертирство и т.д.: он ничем не связан, никому ничего не должен, он – свободный человек; более того, один из самых свободных, приличных и достойных людей в этой стране. Упрекнуть его не в чем. И, разумеется, в общем–то, не новость, что в этой стране и не может жить ни один человек, понимающий сколько–нибудь свое человеческое достоинство, – об этом, с незначительными оговорками, писал еще Герцен. Не может и не должен, и сколько уже уехало... Но все же... Я пытаюсь представить: будет ли он там, в Америке, писать стихи, как писал их 20 с лишним лет здесь? Вероятно, да, и даже, м.б., по–английски, как когда–то Бродский, продолжателем традиций которого Нестеренко, по мнению некоторых (в т.ч. и моему) является. О чем? О статуе Свободы? О гражданской войне XIX века? О трагедии 11.9.2001 и борьбе с “исламским терроризмом”? Может быть. Мне лично трудно, почти немыслимо представить его вне этой, с рождения привычной, но, увы, неизбежной русской парадигмы, которую он так же ненавидел, как и я, вне этих зим и снегов, которые он так не любил и о которых писал шуточные стихи: “Но плетенье складных фраз не спасет от зимних трасс...”, вне этого всего, “родного”... Он был больше всего нужен здесь – и именно здесь имел смысл, именно здесь имели смысл и были востребованы его стихи – хотя бы мной, в лагере, чтобы повторять их, бродя по “локалке" в ожидании проверки. Будет ли все это востребовано и кому–то нужно там? Он сам ведь в 2003 написал эти пророческие, на все века – прошлые и будущие – русской истории строки:

Тем же жалким процентам,/Кто не чтит божества,/Азиатским акцентом/Отплатила Москва.

Даже если в ОВИРе/Проводят по уму – /Встретят в тамошнем мире/По клейму твоему.

Это про нас про всех. Он поступил наперекор этим своим же строчкам, которые я в 2008 приводил Мане, отговаривая ее от тогдашних мыслей об эмиграции. Во всяком случае, это огромная, невосполнимая потеря для меня и для нас всех, для всего мыслящего, что еще осталось в этой злосчастной стране. Если бы я стоял, а не сидел, услышав от Мани это известие по телефону, – у меня, наверное, подкосились бы ноги...