Буревестники

Одно из своих обещаний, самое лёгкое, комендант крепости выполнил оперативно: не успел кончиться митинг, как возле собора появился оркестр – около десятка испуганных пожарников в серых шинелях, в помятых медных касках, с разнокалиберными жёлтыми трубами в синих от холода руках. Приняв Шпура за начальника, они спросили, что играть.

— Ну, я не знаю… что-нибудь бодрое, — неуверенно сказал Шпур.

— Они вам, вашбродь, сыграют бодрое – «Боже, царя храни!» — весело крикнул матрос Иван Лушкин, сослуживец Рублева, — Слухай сюда, Шопены! «Варшавянку» знаете? Ну чего уставились? Сегодня наш праздник! Эй ты, капельдудкин… жарь! А то барабан на голову надену!

Музыканты поднесли к губам обжигающе холодные мундштуки труб. Первые такты прозвучали негромко и фальшиво, но когда Лушкин, оттеснив капельмейстера, начал яростно дирижировать револьвером, оркестр заиграл громко и слаженно. Бодрый, будоражащий марш как-то сам по себе сбил из толпы колонну, довольно стройную, хотя и разномастную, заставил людей подтянуться, почувствовать себя увереннее и сильнее.

…В бой роковой мы вступили с врагами!..

В передних шеренгах шли матросы Рублёв и Лушкин, рабочие Назаренко и Васятка Максименко, сверхсрочник Первак и неизвестный солдат в драной шинели…

…Нас ещё судьбы безвестные ждут!..

Колонна двигалась по Светланской, останавливая движение: прижимая к обочинам извозчиков – ломовиков и лихачей, заставляя ожидать поезд, не успевший пересечь улицу, повергая в столбняк городовых и обывателей. Демонстранты шли к гарнизонной гауптвахте.

…На бой кровавый, святой и правый!..

С гауптвахтой и старой тюрьмой разделались быстро и, оставив за собой пустые камеры и горящие заборы и крыши, направились к новой тюрьме, арендованной военным ведомством у города.

Тюремное начальство было извещено о приближении бунтовщиков и попыталось принять меры: был поднят «в ружьё» караул, вызвана рота пехотного полка, размещённого по соседству с тюрьмой. Когда колонна втянулась в ворота и растеклась по двору, её здесь встретила серая солдатская цепь, на одном фланге которой стоял, держась за эфес шашки, пожилой капитан, на другом — маялся белый от страха прапорщик с глазами в пол-лица.

От толпы отделился унтер-офицер Первак. Степенно, с достоинством он подошёл к капитану и подчёркнуто вежливо сказал:

— Ваше высокоблагородие! Вы, как видно, здесь старший, поэтому обращаемся к вам с просьбой: прикажите освободить всех арестованных.

— Приказываю: немедленно очистить двор и разойтись! — заорал капитан, глядя мимо Первака.

— Мы разойдёмся, как только вы исполните нашу просьбу, — спокойно сказал сверхсрочник.

Капитан заиграл желваками и потянул шашку из ножен. В толпе защёлкали затворы. Офицер помедлил, это спасло ему жизнь. Он сунул шашку обратно и буркнул:

— Но я не могу без приказа коменданта…

— Комендант не возражает, он – видите? – даже музыку нам дал! — усмехнулся Первак.

— Может, он вам дал и письменное разрешение освободить заключённых?

— Нет, не дал. Забыл, наверное… Ну так как, сделаем по-хорошему, или?..

— Позвольте, — офицер уже просительно смотрел на унтер-офицера, — Я хотя бы переговорю со штабом крепости по телефону?

— Говорите, — махнул рукой Первак.

Капитан убежал в дежурку. Но терпение толпы уже иссякло: смяв караул, она хлынула вперед. Зазвенели разбитые стекла, заскрежетали выдираемые с корнем замки, запылали стены… Худые и заросшие арестанты вываливались из камер, щурясь от дневного света и растерянно улыбаясь. Многие кланялись освободителям, плакали.

Капитан, едва выйдя во двор и мигом оценив обстановку, крикнул:

— Прапорщик Варпаховский! Вы отвечаете за книгу арестованных!

Прапорщик кинулся в комнату караульного начальника, но дюжий матросский кулак уложил его на полдороге. Когда он очнулся, во дворе было пусто, а в воздухе, словно вороньё, кружились чёрные хлопья пепла – остатки книги арестованных.

Штаб крепости, окруженный ожерельем пулемётов и обращённый в самое крепость, был полон людей и страха. Здесь прятались переодетые офицеры и полицейские чиновники, иностранные коммерсанты и отцы города во главе с головой Пановым. Исправляющие должности губернатора и полицеймейстера диктовали телеграммы начальству и многочисленные бесполезные предписания, выполнять которые всё равно было некому. Комендант и начальник штаба, сменяя друг друга, висели на телефоне, вызывая казаков. Казбек матерился как сапожник.

Швырнув десятый раз трубку на рычаг, комендант обратился к начальнику штаба полковнику Май-Маевскому:

— Что меня особенно заботит, полковник, так это то, что с солдатнёй заодно шпаки, особенно мастеровые… Эти научат…

— Надо, видимо, объявить комендантский час…

— Ты прав. Капитан, пиши приказ! Так… Ввиду непрекращающихся до сих пор беспорядков, приказываю жителям города…

— Простите, Георгий Николаевич, но приказывать горожанам… Функции военного коменданта…

— Чепуха! Мне теперь переданы права генерал-губернатора Владивостока. Впрочем, чёрт с ними! Пиши так…

Из приказа № 758

коменданта Владивостокской крепости генерал-

лейтенанта Г. Н. Казбека