Буря

Они прыгали прямо со ступеней на плечи и на голову громадного тролля, он стряхивал их, давил; но вот обо что-то споткнулся, стал завалится, и тут же налетели на него ревущие ряды. Образовалась живая гора, и зрелище было отвратительное — но Ячук все смотрел, смотрел и не мог оторваться. Он видел, как гора эта, выбрасывая из себя изуродованные тела, брызжа кровью, начала подниматься; но на нее налетели еще ряды, резко повалили; уже стали прорываться дальше, но тут погребенный тролль, взвыл каким-то трубным воплем, и сорвав с себя две дюжины тел вскочил на ноги. Один глаз его уже был выбит, а второй уставился прямо на Ячука. И тогда человечек понял, что тролль этот был чем-то напоен, и не понимал, ни кто он, ни за чем он в этом месте, но испытывал только тупою злобу; и ворочался, ворочался среди этой плоти под верстами каменной толщи.

Он сделал несколько шагов, замахнулся для очередного удара, однако, очередной вал откинул его назад — он вновь был погребен под наступающими, и еще раз взметнулись могучие лапы, но вот упали окончательно, и больше уже не поднимались.

И с новой силой закипела битва, и вновь сталкивались ряд с рядом; вновь, истекая кровью, падали под ноги и лапы следующих. Наконец, все тролли были перебиты; но все при этом, все пространство и в ту и в другую сторону от поворота поднялось, одним беспрерывном валом тел на метр — и постепенно, под топчущими их эти тела оседали, спрессовывались. Вновь вступили в бой орки, но этого уже не видел Ячук; так как откидывалась эта линия все дальше и дальше.

И только тут он почувствовал, как же быстро, на самом деле, колотится его сердце: «Тук-тук-тук» — неслось беспрерывной чередою, а вместе с этими ударами бились и мысли: «Значит, прорвались все-таки… прорвались… Э — нет — вон уже и заканчиваются; мало их слишком: перебьют их всех… Хотя, может, и вся орочья армия полегла здесь».

Действительно, пробежали последние ряды, и вот виден стал туннель — почти до ворот, но там уже все терялось в темном кровяном паре. Месиво из тел поднималось еще на полметра от пола; в беспорядке торчали руки и ноги, и все переломленное, кровоточащее. И еще были лица — и все раздробленные, перекошенные предсмертной мукой, а еще, вся эта, словно бы слитая воедино масса, слабо шевелилась; и еще стонала, и от стона того хотелось зажать уши да бежать и бежать. А Ячук все не мог оторваться от этой жути, все смотрел — в глазах его темнело, он задыхался…

Наконец, что-то резко звякнуло, он опомнился, вскочил на ноги, бросился было в коридор, из которого кричали еще гномы; однако, навстречу ему и совсем близко, кровожадно, ударил волчий рык. Ему даже показалось, что он увидел два горящих зрачка; тогда вскрикнул, бросился назад.

Закрывши глаза, прыгнул он с лестницы, побежал по этому мягкому, пригибающемуся, стонущему. Но пробежал он так совсем немного, ибо чья-то рука (а ему показалось, что волчья челюсть) — судорожно сжала его ногу, и он повалился вперед; вырвался от этой руки; чувствуя, что лицом повалился в чью-то разбитую плоть, вскочил на ноги, застонал; обернулся, увидел эту дрожащую, выбивающуюся из переплетенья тел руку, стал пятится; а рука судорожно дергалась, искала его — ее обладатель слабо застонал под массой тел, и тогда Ячук, переборов страх и отвращенье, бросился к этой руке, попытался отодвинуть переплетенные, мягкие от перемолотых костей, темные от вытекшей крови тела, но оказались они так плотно спрессованы, что он не смог даже и сдвинуть; а рука забилась судорожно, отчаянно, вдруг вытянулась, схватила Ячука, сжала его, и отбросила в сторону — человечек крича от ужаса, вновь вскочил на ноги, и тут увидел, что рука уже не движется. Тогда он, продолжая кричать, и чувствуя, что вскоре потеряет рассудок, побежал.

Он бежал и падал в плоть, вскакивал и вновь бежал. И он чувствовал, как эта плоть двигается; и все гудел этот страшный стон; и он понимал, что под этими размолотыми телами, которым посчастливилось умереть сразу, были еще живые — медленно умирающие…

И он, понимая все это, чувствуя их боль; все кричал и кричал, а разум его, точно зверь окруженный кольцом сжимающегося пламени, метался, пытаясь отыскать выход. То, вдруг, нахлынет голос Вероники, то завихрится тьма между ветвей, то хлынет кровь; и вновь он споткнется, и надвигаются на него страшные разбитые лица, он падает в них, отчаянно вырывается, делает еще несколько шагов. Да когда же все это закончится?!..