Пусть каждый нимфу за руку возьмет
И вступит с ней в веселый хоровод.
Я и забыл о гнусном покушенье
На жизнь мою, которое готовят
Зверь Калибан и те, кто с ним. А час,
Назначенный злодеями, уж близок.
Доволен я. — Исчезните. — Конец.
Чем огорчен родитель твой, Миранда?
Не знаю. Не видала никогда
Его я столь встревоженным и гневным.
Мой милый сын, ты выглядишь смущенным
И опечаленным. Развеселись!
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они. —
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь — о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь. — Мой сын,
Взволнован я. Простите эту слабость.
Смешались мысли в старой голове.
Не обращайте на меня вниманья.
Ступайте же в пещеру, отдохните,
А я пока немного поброжу,
Чтобы унять волненье.
Успокойтесь!
Ко мне, мой Ариэль! Будь скор, как мысль!
Я исполнитель мыслей. Что прикажешь?
Дух! Нам уже готовиться пора,
Чтоб Калибана встретить.
Повелитель,
Хотел тебе напомнить я об этом,
Когда Цереру здесь изображал,
Но побоялся рассердить.
Скажи,
Где ты оставил этих негодяев?
Они совсем взбесились от вина.
С отвагой пьяной бьют безумцы ветер
За то, что им подул в лицо; бьют землю
За то, что прикоснулась к их подошвам;
Но все же замысел лелеют свой.
Я в барабан ударил. С недоверьем,
Как необъезженные жеребцы,
Они сейчас же навострили уши,
Глаза скосили, подняли носы,
Принюхиваясь к музыке. А я
Заворожил их слух, и, как телята
Вослед мычанью, побрели они
Сквозь заросли шиповника и дрока,
Колючками с себя сдирая кожу.
Я их завел в болото, где они
Увязли по уши в вонючей жиже.
Так! Хорошо, помощник мой крылатый!
По-прежнему незримым оставайся.
В моей пещере много ярких тряпок —
Сюда их принеси, чтоб эти воры
Прельстились мишурой.
Лечу! Лечу!
Нет, Калибана мне не приручить!
Он прирожденный дьявол, и напрасны
Мои труды и мягкость обращенья.
Напрасно все! Становится с годами
Он лишь еще уродливей и злей.
Но я их покараю всех, да так,
Что завопят…
Развесь все на веревке.
Тсс! Тише! Чтоб и крот слепой не слышал,
Как мы ступаем. Вот его пещера.
Послушай, чудище, эта твоя фея, о которой ты говорил, что она безвредная фея, сыграла с нами премерзкую штуку.
Чудище, я с ног до головы провонял конской мочой; а мой нос испытывает по этой причине великое негодование.
И мой тоже. Слышишь, чудище? Если ты попадешь ко мне в немилость, то смотри у меня!..
Фью-у-у-у!.. Тогда ты будешь вовсе пропащее чудище!
О, не лишай меня благоволенья,
Мой добрый повелитель! Потерпи —
За все вознагражден ты скоро будешь.
Но тише! Тсс! Здесь тихо, будто в полночь.
Так-то так, но потерять наши бутылки в болоте…
Чудище, это не только стыд и срам, но более того — невознаградимая утрата.
Для меня это еще хуже, чем купанье в грязи. Вот так безобидная фея.
Я разыщу бутылку, хотя бы мне для того пришлось залезть снова по уши в болото.
О мой король, тревожиться не надо!
Вот вход. В пещеру прокрадись бесшумно,
Благое преступленье соверши,
И станешь ты на острове владыкой,
А я — лизальщиком твоих сапог.
Дай-ка мне руку. Я чувствую, как во мне просыпается жажда крови.
О король Стефано! О ваша светлость! О знаменитый Стефано! Погляди, какие тут висят одежды для тебя!
Оставь, дурак, ведь это только тряпки!
Как бы не так, чудище! В чем в чем, а уж в тряпье мы знаем толк… О король Стефано!
Сдерни-ка эту мантию, Тринкуло! Клянусь кулаком, я надену эту мантию.
Твоя милость ее наденет.
Раздуй тебя водянка, остолоп!
Что к этому тряпью ты привязался?
Сначала надо Просперо убить.
Ведь он же, если мы его разбудим,
Исщиплет нас от головы до пят
Так, что самих себя мы не узнаем.
Чудище, не ерепенься! Госпожа веревка, не мой ли это камзол? Ну вот, господин камзол, вы так прильнули к госпоже веревке, что никак ее не распутать. От этого распутства вы еще, чего доброго, сотрете свой ворс и станете плешивым камзолом.