Буря

Вдруг я почувствовала, как накатывает тоска и жалость к себе. Чтобы прервать круг тяжелых мыслей, схватила «Смену», накинула куртку и, наплевав на экзамены, предупреждения учителей и возможные проблемы, убежала фотографировать в парк.

Вернулась я только к последнему уроку геометрии. МихНих строго следил за прогулами. Я вбежала в класс перед самым звонком, и сразу за мной дверь захлопнулась. Первое свободное место, которое бросилось мне в глаза, было рядом с Марком (Петя по-прежнему болел). Я осмотрела класс, ища, к кому бы еще подсесть, но МихНих раздраженно сказал:

– Вера, я бы попросил не мешать мне.

Я смутилась и все-таки опустилась на стул рядом с Марком. Меня мгновенно окутала сильная и какая-то даже немного бешеная энергия, исходящая от него. Марк отодвинулся, чтобы наши локти не соприкасались. Я вздохнула и достала из сумки тетрадь. МихНих начал объяснять у доски новую тему. Я пыталась слушать, но мысли убегали к соседу справа. Я чутко следила, как Марк дышит, немного меняет положение тела, листает учебник и жует мятную жвачку, свежий запах которой доносился и до меня.

Когда МихНих начал диктовать условия задачи, я заметила, что Марк несколько раз чиркнул ручкой в тетради и чертыхнулся.

– У меня запасная есть, если что, – шепнула я.

Марк глянул на меня и сказал:

– Супер, спасибо, давай.

Я полезла в сумку, нащупала ручку, протянула ее Марку, а потом резко отдернула назад.

– Ты чего? – спросил он удивленно.

– Она протекает. Я всегда после нее вся в чернилах. Замараешься. Погоди, я другую достану.

Снова нагнулась над сумкой, достала еще одну ручку и протянула ее Марку. Тот улыбнулся.

– Что?

Он покачал головой.

– Нет, все-таки скажи, – попросила я.

МихНих недовольно кашлянул, и нам пришлось замолчать на несколько минут.

– Да я просто подумал на секунду, – сказал Марк шепотом, когда МихНих переключился на Лизу Зимину, которая у доски расписывала решение задачи, – что ты сделаешь что-то из разряда: «Хочешь ручку? А вот не дам!»

– Зачем? Я же не… – Я осеклась.

– Ты же не я? Ну, согласен, да. Шутка была бы в моем духе.

– Дурацкая была бы.

– Да кто спорит?

МихНих посмотрел на нас и сказал:

– Молодые люди, поговорить можете в коридоре.

– Извините, – пискнула я.

– Как же он достал, – раздраженно протянул Марк.

Я кивнула, и больше мы не говорили. В конце урока Марк протянул мне ручку, сказал: «Спасибо, Вера», – и мы разошлись.

А на следующий день, когда я вошла в раздевалку и привычно со всеми поздоровалась, Марк тоже без иронии сказал:

– Привет, Вера.

Петя, вышедший с больничного, удивился.

– Вы что, мирное соглашение подписали? – спросил он.

– Я шучу, им не нравится, – сказал Марк с иронией. – Я вежливый, им не нравится. Определитесь, какое поведение вам нужно. – И вышел из раздевалки.

Петя посмотрел на меня.

– Сама не понимаю, с чего вдруг такая милость, – пожала я плечами.

Марк так и не объяснил нам, почему он решил изменить свое поведение, но это было и неважно. Я наслаждалась спокойствием, которое воцарилось в нашей компании. Жить, не боясь какой-нибудь меткой шпильки, оказалось легче и приятнее.

* * *

Восьмое марта выпало на субботу, но я слезно умоляла Дмитрия Николаевича не отменять занятие, и он согласился. А когда я пришла, то увидела на его рабочем столе согретый чайник, две кружки и маленькое пирожное.

– Садись давай, – сказал учитель, – а то прискакала в девять утра. Чаю выпей, сладкое поешь.

Я улыбнулась, подошла к залитому солнечными лучами столу и разлила кипяток по кружкам.

– Спасибо вам большое, это очень неожиданно! – сказала я.

Дмитрий Николаевич кивнул с равнодушным видом.

– Вот скажи мне, Вера, – вздохнул он и потер глаза, – тебе что, правда нечем заняться в праздник?

– Я просто фотографировать очень люблю. Это меня вдохновляет. А вы с какого возраста фотографируете?

– Да сколько себя помню. У отца года в три увидел фотоаппарат, вроде твоей «Смены», только марка другая, – он задумался, – не вспомню уже… Ну да ладно, это не так важно. Но мне даже не процесс съемки тогда нравился, а процесс проявки. Мы с отцом запирались в ванной… Это обычно было мероприятие на весь день. Ты, наверно, не знаешь. Не застала ведь уже? – Я покачала головой. – Не застала, конечно, ты же уже в этом веке родилась. Запирались, в общем, в ванной с отцом на весь день, брали с собой кулек конфет и проявляли. А потом, лет в двенадцать, я получил собственный фотоаппарат, вот так все и началось.

Дмитрий Николаевич редко рассказывал что-то о себе, поэтому я слушала с удовольствием и ела пирожное.

– А ваш внук увлекается фотографией? Или ваши дети, может? – спросила я.

– Нет, никто. Не пошла любовь дальше по семейной ветке почему-то.

– Да… Папина боевая хватка мне тоже по генетике не передалась.

– Ну, не скажи, – улыбнулся Дмитрий Николаевич. – То, как ты отбиваешь любые посягательства на свою любовь к этому старью, – он указал на «Смену», мирно лежащую на столе рядом со мной, – очень даже походит на боевую хватку.