Буря

– Мне понравилось твое искреннее ко мне отношение. То, как ты заволновалась, что я испачкаюсь. Тронуло такое неравнодушие, хотя я вел себя просто по-идиотски.

– Зачем ты мне грубил? – спросила я.

Марк пожал плечами.

– Сам не знаю почему. Сначала злился из-за того, что ты вклинилась в мою жизнь, став близкой Пете. Было ощущение, что я теряю друга. А потом грубил, чтобы не позволить себе думать о тебе по-другому. Я хотел забыть, что мне нравятся твои размышления, твоя увлеченность любимым делом. Я ведь видел, что в спорах с Петей ты бросала взгляды на меня, ища поддержку. А это было неправильно. Неправильно, что я понимал тебя лучше, чем он.

– Ах, вот зачем ты тогда закурил в кафе!

– Чтобы ты немного разочаровалась во мне, да. А потом вальс и то, что ты сказала в парке, тогда, про семнадцать лет, про искренность, про самое настоящее… У меня внутри будто шар покатился и разбился. И я понял, что да, настоящее. И это настоящее стоит всего, что произойдет дальше. И надо, в конце концов, набраться мужества!

До дома мы добрались уже в глубокой темноте.

– Родители будут ругать, – сказала я, не желая прерывать сегодняшнее приятное томление.

– Наври что-нибудь.

– Да, наверно. Не знаю. Вообще-то, во многом они понимающие. Они рады, что я перестала избегать жизни. А что у вас с Катей?

Марк на секунду опешил, а потом рассмеялся:

– Ого, вот это ты перескочила с темы на тему.

– Не увиливай! – Я легонько ударила его в грудь.

– С Катей я тоже поговорю. Но сначала с Петей.

– Я до дня рождения Пети не знала, что вы с ней пара. Думала всегда, что вы просто друзья.

– Да мы то вместе, то порознь. – Марк поморщился. – Не хочу об этом говорить.

– Хорошо.

Я поцеловала Марка.

Мы еще долго стояли у подъезда и говорили друг другу нежные слова.

В квартиру я поднялась в задумчивом и мечтательном настроении. Из зала доносились голоса и звуки погони – это папа смотрел сериал. Я прошла на кухню. Там мама пила чай, глядя в стену, и гладила кошку.

– А, вернулась, – сказала мама, увидев меня в дверном проеме. – Как погуляла?

Я удивилась, что она не отругала меня.

– Хорошо.

– Чай будешь?

– Да, давай.

Мама встала и подошла к чайнику. Я смотрела, как красиво халат очерчивал ее худобу. Моя прекрасная мама…

– Мам, – позвала я.

– Что, моя хорошая?

– А ты никогда не жалела, что пошла на поводу у страха и не поехала учиться в большой город?

Она поставила передо мной кружку чая, пододвинула ко мне вазочку с конфетами и села напротив. Кошка снова устроилась у нее на коленях.

– Нет, потому что тогда у меня не было бы тебя. – Мама улыбнулась.

– Это да, но все-таки? Только честно.

Мама покачала головой:

– Мне нравится моя жизнь, Верунь. Она спокойная и безопасная.

Папа зашел на кухню.

– Где ты так долго была, Вер? – спросил он.

– Гуляла.

– С кем?

– С Марком.

– О, кто-то новенький. Ты, я надеюсь, ведешь себя разумно?

Я закатила глаза:

– Да, пап.

– Ну и молодец. Ладно, я спать. Спокойной ночи, Вер.

Я кивнула и посмотрела на маму. Отец прошел мимо нее так, будто она была статуэткой, украшающей кухню.

Я встала и пошла за папой. Наблюдая, как он укладывается в постель, я встала рядом.

– Ты чего хотела, Вер? – спросил папа, устроившись под одеялом.

– Папа, а как бы ты описал свою идеальную жизнь? Только двумя словами.

– Полная приключений и азарта. Спокойствие – это тормоз. Не двумя словами, конечно, получилось… А что?

Я покачала головой. На самом деле, наблюдений было много, но я чувствовала, что они не могут быть озвучены, потому что тогда рухнет большая конструкция, на которой держатся многие привычные для нашей семьи вещи, и будет больно всем.

А еще я, кажется, начала понимать, почему папа не любит фотографию целующихся дедушки и бабушки. Сложно смотреть на то, чего не обрел сам.

6

Когда противно пищащий школьный звонок выдернул меня из нахлынувшей паники, я дернулась и вздохнула.

10:10.

Марк посмотрел на меня и мотнул головой в сторону выхода. Я встала и, чуть помедлив, вышла в коридор. Мне казалось, что в тот момент я отдала бы многое, чтобы кто-нибудь разрешил мне сбежать и спрятаться.

Я увидела, как Марк просит Петю о разговоре. Они встали в дальнем углу. Я смотрела на них и уже тогда понимала, что нам троим предстоит пережить несколько минут, которые что-то изменят в каждом.

Я подошла и остановилась рядом с мальчиками. Петя улыбался мне, но как-то печально. «Наверно, Марк прав, и Петя действительно о чем-то догадывался, – подумала я. – Бедный милый Петя». С тоской и болью я поняла, что скоро мое появление перестанет вызывать у него улыбку. Как я сочувствовала ему. Очевидно, что лучше быть тем, кто сообщает нечто ужасное, чем тем, кто узнает. По крайней мере, мы с Марком готовились к тому, что произойдет, а Пете предстояло приноровиться к ситуации на ходу.

Начался разговор, для которого мы все были слишком юны.