Буря (ЛП)

Я закрыла глаза, заставляя себя думать. Сны не вели бы нас сюда, будь здесь тупик. Разве чернила в нас не понимали бы, что это невозможно? Как нам получить меч? Его не было здесь шестьсот лет. Если он все еще на дне океана, не стал ли он бесполезным? Он мог рассыпаться, заржавев, покрыться водорослями и кораллами. Как таким мечом вырезать душу ками?

— Погоди, — сказала я. — Разве ты не можешь его нарисовать? Копия не сработает, но если ты его нарисуешь, у него будет сила ками, так ведь? Он будет живым, как твои рисунки.

— Она права, Юуто, — сказал Ишикава. Он вытянул руку из-под крыши, чтобы поверить, идет ли еще дождь, а потом закрыл свой зонтик. — Ты ведь можешь нарисовать свой Кусанаги?

— Вообще-то у меня плохой опыт в рисовании оружия, Сато.

Ишикава коснулся плеча, где его задела пуля.

— Думаешь, нужно напоминать?

Томо смотрел на пол и думал.

— Кэти… помнишь, что случилось со мной, когда во мне первый раз проснулись чернила?

Танака рассказывал мне, когда я только перешла в Сунтабу. Я кивнула.

— Ты нарисовал кандзи «меч» для клуба каллиграфии, — сказала я. — И линия сорвалась со страницы и порезала твое запястье.

— Думаю, это был Кусанаги, — сказал он. — Чернила всегда хотели этого, с первого рисунка. Они всегда хотели напасть на кровь Тсукиёми во мне. Потому в кошмарах мне шептали, что я был убийцей, что я был демоном. Они говорили это не мне, Кэти. Они говорили это Тсукиёми. Но если я не смогу нарисовать меч, не умерев при этом… — он покачал головой, уткнувшись подбородком в колени.

— Тогда нарисуй Орочи, — я не успела остановить эти слова.

Ишикава шлепнул зонтиком по моей руке.

— Балда.

— Орочи?

Ишикава закатил глаза.

— Ты думаешь, что восьмиглавый змей его не убьет?

— Но меч — один из его восьми хвостов, — сказала я. — Если получить меч оттуда, он не порежет тебя во время рисования.

— И ты все равно забываешь, что это змей. И у него восемь голов. Восемь.

— Сато, хватит, — сказал Томо. — Это имеет смысл. Аматэрасу ведь упоминала Орочи… И я тогда подумал: почему мне так страшно? Откуда этот страх в сердце? Орочи давно погиб. Я должен был знать это, но… Я догадывался, что это будет.

— Ои, маттэ йо, — возмутился Ишикава, вскидывая руки, зонт свисал с его запястья. — Погоди-ка. Ты собираешься нарисовать восьмиглавого монстра из ужасной легенды? — Томо молчал, глаза Ишикавы расширились. — Нет, нет, нет. Это добром не кончится. Ты забыл своего дракона в Шизуоке? Пистолет, что выстрелил в меня? Страшную морду демона и крылья, что появились у тебя, после чего ты упал на улице? Твои силы нестабильны, Юуто. Ты не выживешь, нарисовав Орочи.

Томо медленно поднялся на ноги и вышел из-под крыши на мокрый гравий.

— Ты прав, Сато, — тихо сказал он. — Я нестабилен, потому не смогу нарисовать Орочи.

— Томо? — я подошла к нему, держа в руках зонтик.

Его лицо не дрогнуло.

— Потому я попрошу Такахаши.

Я не сразу смогла сформулировать слова, услышав, что он сказал.

— Что, прости?

— Ты совсем с ума сошел? — спросил Ишикава. — Такахаши не будет рисовать Орочи, меч из которого остановит его.

Но Томо уже шел к выходу из храма, к станции Джингу-Маэ, собираясь домой.

— Он с ума сошел, — сказал мне Ишикава.

— Точно, — я побежала следом.

Томо не ждал моего вопроса.

— Такахаши — единственный известный мне Ками, сил которого хватит на такой рисунок, — сказал он. — Он стабилен, его рисунки покидают страницы. А он должен сойти со страницы.

— Да, но в нашу прошлую встречу он угрожал тебе, — сказала я. — Он не будет тебе помогать, если это не будет выгодно ему. А Кусанаги — средство спасти тебя и остановить его.

— Тогда я дам ему то, что он хочет, — сказал он, словно это было так просто.

— Например?

Он остановился и опустил билет в щель в металлический воротах станции Нагоя. Двери со звонком раскрылись.

— Я еще не знаю. Придумаю по пути, ладно?

— Он не может просто нарисовать меч? — спросила я.

— В этом я ему не доверяю, — сказал Томо. — Он использует его против нас, так? Но Орочи боролся с Сусаноо. Не думаю, что он будет на стороне Такахаши. Надеюсь лишь, что меч от него мы получим раньше него.

— Чистое самоубийство, — вмешался Ишикава. — Ты ведь понимаешь?

Мы добрались до поезда и прислонились к дверям, пока говорили.

Томо пожал плечами.

— Может, Такахаши удастся уговорить нарисовать его в цепях или спящим…

— А если в состоянии опьянения? — предложил Ишикава. Я вскинула брови. — Что? Так Сусаноо победил настоящего Орочи. Напоил его и отрубил головы.

— Мило, — сказала я. — Ты такое можешь?

Томо кивнул.

— Нарисовать Орочи может лишь Такахаши, хоть я и не хочу этого, — двери поезда открылись, мы прошли в него. — Всегда были Аматэрасу, Тсукиёми и Сусаноо. И даже сейчас мы не сможем это закончить без потомка Сусаноо.

— Опасно, — сказал Сатоши.

— Да, — сказал Томо. — Но это единственный возможный выбор.

Я молчала, поезд подъехал к станции, мы пересели в скоростной поезд, идущий в Шизуоку.

Пришло сообщение от Дианы. Я сглотнула панику, надеясь, что она поверила, что я с ночевкой у Юки. Та знала, что меня нужно прикрывать.