– Мне надо отдохнуть, – сказал он и на этот раз мешком свалился с коня. Даже не пытаясь встать, он дополз до дерева и прислонился к стволу. – Седьмое пекло, – выругался он, – седьмое пекло. – Поймав на себе взгляд Арьи, он добавил: – Я бы живьем содрал с тебя шкуру за чашу вина, девчонка.
Вместо вина она принесла ему воды. Он выпил, пожаловался, что вода отдает илом, и погрузился в шумный лихорадочный сон. Арья потрогала его – он весь горел. Она понюхала его повязки, как делал иногда мейстер Лювин, врачуя ее порезы и царапины. Ухо кровоточило сильнее всего, но рана на бедре пахла как-то не так.
Далеко ли эти Солеварни и сможет ли она найти их сама? «Мне и не придется его убивать. Он сам умрет, если я просто уеду от него. Его убьет горячка, и он будет лежать здесь под деревом до конца времен!» Но, может быть, лучше все-таки убить его. Оруженосца в гостинице она убила, а он ей ничего не сделал, только за руку схватил. Пес убил Мику. «И не его одного – может, целую сотню таких Мик». Он и ее бы, наверное, убил, если б не выкуп.
Игла блеснула у нее в руке. Полливер по крайней мере содержал меч в чистоте и хорошо его оттачивал. Тело Арьи само собой приняло стойку водяного плясуна. Палые листья зашуршали под ногами. «Быстро, как змея, – подумала Арья. – Гладко, как летний шелк».
Пес открыл глаза и спросил хриплым шепотом:
– Где сердце, помнишь?
Она застыла, словно каменная.
– Я… Я только…
– Не ври, – проворчал он. – Терпеть не могу, когда врут. А трусов и подавно не терплю. Делай, что задумала. – Арья не шелохнулась, и он сказал: – Я убил твоего мясницкого сына, чуть не пополам его разрубил, да еще и посмеялся. – Он издал какой-то странный звук, и она не сразу поняла, что он плачет. – И пташка, твоя сестричка. Я стоял в своем белом плаще и смотрел, как ее бьют. Она пела мне ту сраную песню не по своей воле – я заставил ее силой. Я еще и взять ее хотел силой. Надо было так и сделать. Надо было оттрахать ее до кровавых мозолей, а потом вырвать ей сердце – все лучше, чем оставлять ее этому карлику. – Его лицо исказилось от боли. – Хочешь, чтобы я умолял тебя, сука? Сделай это! Окажи последнюю милость… отомсти за своего Микаэля!
– За Мику. – Арья отступила от него. – Ты не заслуживаешь милости.
Пес блестящими от лихорадки глазами смотрел, как она седлает Трусиху, не пытаясь встать и помешать ей. Но когда она села в седло, он сказал:
– Настоящий волк добил бы раненого зверя.
«Может быть, тебя найдут настоящие волки, – подумала она. – Может быть, они учуют тебя, когда солнце сядет. Тогда ты узнаешь, что волки делают с собаками».
– Не надо было бить меня топором, – сказала Арья. – Надо было спасти мою мать. – Она повернула лошадь и поехала прочь, ни разу не оглянувшись.
Ясным утром шесть дней спустя она приехала к месту, где Трезубец начал разливаться шире и запахи леса здесь уступили место соленому воздуху. Она держалась поближе к воде, минуя поля и усадьбы, и к середине дня перед ней открылся город – Солеварни, как надеялась она. Над ним стоял замок или, вернее, острог – одна-единственная прямоугольная башня, окруженная крепостной стеной. Лавки, гостиницы и кабаки вокруг гавани большей частью были сожжены или разграблены, но кое-где еще теплилась жизнь. Сама гавань осталась на месте, и к востоку от нее мерцал зеленью и синевой на солнце Крабий залив.
А в ней стояли корабли.
«Три, – подумала Арья. – Целых три». Два из них, правда, были всего лишь речные галеи, плоскодонки, ходящие вверх и вниз по Трезубцу. Зато третий, купеческий мореход, имел две весельные палубы, позолоченный нос и три высокие мачты со свернутыми пурпурными парусами. Сам корабль тоже был пурпурный. Арья направила Трусиху к воде, чтобы разглядеть его получше. В порту чужие не так заметны, как в маленьких деревушках, и никому, похоже, не было дела до того, кто она и откуда взялась.
«Тут без серебра не обойтись». При мысли об этом Арья прикусила губу. У Полливера они нашли оленя и дюжину грошей, у прыщавого оруженосца шесть оленей, а в кошельке Щекотуна – только пару медяков. Но Пес велел ей снять с него сапоги и распороть его окровавленную одежду. В каждом сапоге нашлось по оленю, а в подкладку кафтана были зашиты три золотых дракона. Сандор все забрал себе. «Это нечестно: деньги принадлежали мне не меньше, чем ему». Если бы она оказала ему последнюю милость… но она этого не сделала. Возвращаться поздно, просить у кого-то помощи тоже бесполезно. Надо продавать Трусиху – авось вырученных денег ей хватит.
От какого-то мальчишки в гавани она узнала, что конюшню сожгли, но ее бывшая владелица все еще торгует за септой. Арья без труда нашла эту большую, крепкую женщину, от которой хорошо пахло лошадьми. Трусиха приглянулась ей с первого взгляда; женщина спросила, откуда она у Арьи, и усмехнулась, услышав ответ.