«Одни говорят, что он из Болтонов, – неизменно заканчивала свой рассказ старая Нэн. – Другие – что из Магнаров со Скагоса, третьи – что он Амбер, Флинт или Норри. Говорят даже, что он из Вудфутов, которые правили Медвежьим островом до того, как туда пришли Железные Люди. Но все это неправда. Он был Старком, братом того, кто в конце концов его свергнул. – При этих словах она каждый раз щипала Брана за нос. – Он был Старк из Винтерфелла, и может быть, его даже звали Брандоном, кто знает? Может быть, он и спал в твоей кровати, в этой самой комнате».
«В моей комнате он не ночевал, – думал Бран, – зато мы сегодня будем ночевать в его замке». От этого ему было очень не по себе. Старая Нэн всегда говорила, что при свете дня Король Ночи был человек как человек и лишь ночью преображался. «А ведь уже темнеет».
Риды решили заночевать в кухне, каменном восьмиугольном строении с проломленным куполом. Она обеспечивала лучшее укрытие, чем все другие здания, хотя через ее грифельный пол рядом с огромным внутренним колодцем проросло чардрево. Высунув свой кривой ствол сквозь дыру в крыше, оно тянуло белые кости ветвей к небу. Это было странное дерево, тоньше всех чардрев, виденных Браном, и без лика на стволе, но здесь Бран по крайней мере чувствовал себя под защитой старых богов.
Это было, впрочем, единственное, что его здесь устраивало. Крыша в кухне сохранилась почти целиком, так что в случае дождя они не промокнут, хотя согреться им вряд ли удастся. Холод так и сочился из каменного пола. Брану не нравились также густые тени. И огромные кирпичные печи с их разверстыми ртами. И заржавленные мясные крюки, и следы от топора на колоде для рубки мяса. «Вот тут Повар-Крыса изрубил принца на куски. А потом испек свой пирог в одной из печей».
Но больше всего Бран опасался колодца – каменного, добрых двенадцати футов в поперечнике, со ступеньками в стенках, витками уходящими вниз, во тьму. Сырые стенки обросли селитрой, но воды на дне никто разглядеть не мог – даже Мира своими острыми глазами охотницы.
– Может, в нем дна и вовсе нет, – проговорил Бран.
Ходор перегнулся через край, доходивший ему до колен, и крикнул:
– ХОДОР! – Эхо стало опускаться по колодцу все ниже и ниже, – «Ходорходорходор», – становясь все тише и тише, – «ходорходорходор», – пока не стало тише шепота. Ходор сначала опешил, потом засмеялся и поднял с полу обломок грифеля.
– Ходор,
– Ходор? – с невинным видом ответил тот.
Далеко, далеко, далеко внизу послышался плеск упавшего в воду камня. Даже не плеск, а такое
– Пожалуй, нам не стоит здесь оставаться, – сказал он.
– Где, у колодца? – спросила Мира. – Или в Твердыне Ночи?
– Да, – сказал Бран.
Она засмеялась и послала Ходора за дровами. Лето тоже ушел. Теперь уже почти стемнело, и волку хотелось поохотиться.
Ходор вернулся один, таща громадную охапку валежника. Жойен, вынув нож и кремень, стал высекать огонь, а Мира почистила рыбу, которую поймала в последнем встретившемся им ручье. Сколько же лет прошло с тех пор, как в кухне Твердыни Ночи стряпали ужин? И кто тот давний ужин готовил? Уж лучше, пожалуй, этого не знать.
Костер разгорелся, и Мира поставила жарить рыбу. «Хорошо хоть, что это не мясной пирог». Повар-Крыса запек сына андальского короля в пироге с луком, морковью, грибами, большим количеством перца и соли, с салом и густо-красным дорнийским вином. Затем он подал пирог королю. Тому так понравился вкус, что он попросил добавки. За это боги превратили Повара в чудовищную белую крысу, способную питаться только собственным потомством. С тех пор он блуждает по замку, пожирая своих детей, но голод утолить не может. «Боги покарали его не за убийство, – говорила старая Нэн, – и не за то, что он подал королю блюдо из его собственного сына – человек имеет право мстить. Но он убил
– Давайте укладываться, – сказал Жойен, когда они поели. Костер уже догорал, и Жойен поворошил его палкой. – Может, мне приснится еще один зеленый сон, который укажет нам путь.