Буря на Эльбе

Медсестра с сомнением посмотрела на Зильту.

– Вы уверены? Сегодня довольно прохладно.

– У него болит сердце, а не легкие, – ответила Зильта, весело улыбаясь. – Свежий воздух еще никому не вредил, не так ли, Альфред? И зачем строить больницу в парке, если в нем не гулять?

Альфред слабо улыбнулся. И когда только его супруга стала такой решительной? За последние несколько лет она действительно изменилась. После того, как они потеряли Михеля и Лили, бывали моменты, когда Альфред боялся, что Зильта не выдержит. А потом случилось то ужасное нападение… Он до сих пор не мог вспоминать о случившемся без содрогания. Она была такой сильной, его жена, намного сильнее, чем он когда-либо думал. С тех пор, как Зильта сблизилась с Эммой и Гердой, характер у нее тоже изменился. Порой Альфреду казалось, что даже ее голос стал тверже. В конце концов, он правильно сделал, что позволил Зильте заняться приютом. Ей нужно было отвлечься.

Альфред взглянул на супругу, и его захлестнула волна любви. В волосах Зильты появилась проседь, но глаза смотрели по-прежнему тепло и мудро, а изящно очерченные губы были такими же розовыми, как раньше. Зильта была прекрасна, он всегда это знал.

И, несмотря ни на что, она поддерживала его. Зильта была его опорой, и он мог лишь быть благодарным женщине, которая оставалась рядом с ним, хотя не всегда понимала или одобряла его решения.

Медсестра надела на него халат, укрыла ноги одеялом и молча выкатила коляску из палаты. Зильта шагала рядом с ними и безостановочно говорила. Альфред искоса посмотрел на нее – сегодня она будто бы нервничала. Он взял ее за руку, и Зильта в ответ с улыбкой сжала пальцы. Они прогулялись по парку, и после прогулки Альфред осознал, насколько устал. Хотелось надеяться, что совсем скоро он вернется домой, к своей обычной рутине, но с каждым днем он становился все слабее. Быть может, ему все-таки стоит пройти курс лечения, который ему советовал врач? Впрочем, мысль о том, чтобы опустить руки, пугала его сильнее всего.

– Позвольте мне взять кресло. – Альфред услышал голос жены.

– Вы уверены, мадам? Это не так-то просто, – запротестовала медсестра, которая до сих пор катила кресло, но Зильта не мягко ответила:

– О, глупости, у кресла есть колеса.

И прежде чем Альфред успел опомниться, Зильта покатила инвалидное кресло по коридору.

– Куда ты меня везешь? – со смехом спросил Альфред. Зильта ответила со внезапной серьезностью:

– Я хочу показать тебе кое-что.

– И что же? – нахмурился Альфред.

– Это сюрприз.

Они свернули за угол, и он с удивлением уставился на открывшуюся перед ним картину. В центре комнаты стоял стол, на котором разместилось семейство плюшевых мишек.

– Это новое детское крыло, – объяснила Зильта. – Разве не чудесно выглядит?

– Очень красиво, – кивнул Альфред, – но я немного устал, может быть, вернемся и выпьем чаю?

К его удивлению Зильта покачала головой.

– Не сейчас. – Она подвезла его кресло к занавескам, которые скрывали угол комнаты. – Альфред, только не нервничай, постарайся оставаться спокойным. – Зильта отодвинула занавеску в сторону, и Альфред увидел небольшую кровать.

Дыхание перехватило. Прежде чем он понял, что происходит, Зильта шумно втянула воздух:

– Есть кое-что, что ты должен знать. Когда ты заболел, я телеграфировала в Англию. Лили вернется в Гамбург на этой неделе.

Потрясенный, мистер Хакаби рассматривал фотографии, лежавшие на прилавке. Его темные глаза сузились от волнения, он подносил фотографии к свету одну за другой, подолгу разглядывая. На несколько минут в маленьком магазинчике воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом цепей, на которых висела клетка с альбатросом. Лили решила дать ему время – она прекрасно знала, насколько пугающими были фотографии. Наконец, мистер Хакаби расстроено выдохнул.

– Британия – владычица морей! – пробормотал он, качая головой в недоумении. – Патриоты гордятся тем, что мы властвуем в океанах, торговле, колониях. Но о каком господстве может быть речь, если у нас самих дела в стране обстоят таким образом? Это позор! – Сейчас он смотрел на фотографию маленькой девочки.

Ее тело было покрыто синяками, просвечивавшими сквозь дыры домашнего платья. Сжавшись в комочек, он сидела в углу комнаты, зажимая уши ладонями, глаза были широко распахнуты от испуга. Лили сделала этот снимок украдкой. В тесной комнатушке ютилась семья из шестнадцати ирландских иммигрантов. Жизнь девочки проходила в бедности. Она явно часто голодала… Синяками наградили ее старшие братья, которые били сестру тогда, когда никто не видел.

– Какая мрачная картина жизни, – пробормотал мистер Хакаби.

Лили кивнула. Он попал в самую точку. По большей части Лили обращала внимание на детей. Грязные, худые, в рваной одежде… Многие из них ходили по улицам Ливерпуля без обуви, несмотря на зимнюю стужу, работали в угольных шахтах, на фабриках, трубочистами и продавцами. Хотя в правительство поступали предложения сократить рабочий день для детей до десяти часов, дальше предложений дело не зашло.