Зейл укрылся на противоположной стороне дороги. Второй стражник появился справа от него так быстро и так стремительно, что некромант оказался отрезан от остальных и вынужден был оставить товарищей, чтобы спрятаться за тонкой полоской леса слева от широкого бульвара. Стараясь не шевелиться, некромант наблюдал за разговором двух ангелов. Рискнув перейти дорогу, он оказался бы у них на виду.
Стражи закончили беседу и отправились дальше по бульвару, но прошло некоторое время, прежде чем Зейл смог безопасно пересечь его и проверить, как там остальные. Увы, к этому времени они уже ушли.
У некроманта было два выхода: попытаться последовать за товарищами, не зная точно, где они вошли в Сады и как далеко могли уйти, рискуя тем самым привлечь к себе больше внимания и разоблачить весь отряд, или отправиться дальше в одиночку. Если он пойдет один, то сможет скрываться среди деревьев и свободно пересечь Сады. В этом случае, даже если отряд обнаружат, у него будет еще один шанс преуспеть.
Ему всегда было проще одному.
Зейл чувствовал, как Гумберт закипает от злости под броней, но, по крайней мере на этот раз, череп хранил благословенное молчание. То, что делал Зейл, вполне могло привести к окончанию его пребывания среди живых, но иного выбора не было; если такова его судьба, он должен принять ее.
«За исключением того, что сумка должна быть доставлена в Зал Совета, чтобы позаботиться о камне».
Зейл не страшился смерти, но миссия не должна была провалиться. Равновесие между светом и тьмой должно быть сохранено. Он вспомнил сражение, в котором сошелся лицом к лицу с другим некромантом по имени Карибдус – тот считал, что свет стал слишком силен, и тьма должна явиться в обличие демона Астроги. Карибдус выбрал неверный путь, но сама концепция согласно вере жрецов Ратмы была здравой: сохранение Равновесия превыше всего.
Зейл всегда сражался на стороне света, но в глубине души не раз задавался вопросом: как он поступит, если почувствует, что сторона ангелов стала слишком могущественной? Обернется ли он против них?
Теперь он знал ответ. Ключевой составляющей Равновесия был Санктуарий. Если он будет разрушен и Небеса станут господствовать над Преисподней, Равновесие поглотит хаос. Убийство миллиона душ навсегда изменит его.
Зейл не мог этого допустить.
Он стал пробираться среди деревьев к Серебряному городу, придерживаясь края широкого бульвара и размышляя, как долго продержится магия Шанар, если он отойдет от чародейки слишком далеко? Сейчас некроманта окутывала иллюзия, но она может исчезнуть в любой момент, оставив его совершенно беззащитным.
Подобная мысль была малоутешительной.
По пути Зейл заметил сквозь ветви деревьев двух стражей, проходивших под гигантской резной аркой из блестящего камня. Их разговор эхом отозвался в его сознании, и некромант ускорил шаг, чтобы услышать как можно больше.
– Стать сопровождающим на церемонию Вознесения – большая честь, – говорил первый. – Ты получишь право на аудиенцию у Балзаэля, а если повезет, можешь встретить даже самого Архангела Доблести. Не многим из нас, простых солдат, выпадает такой шанс.
– Я слышал, что Гилис прекрасна, хотя сам ее не видел, – произнес второй. – Мне поручили охрану Круга Правосудия во время ее рождения – к слову, в одиночку. Наказание за провал второго задания.
– Да, она прекрасна, – ответил первый. – И все же что-то с ней не так. Ты поймешь, о чем я, когда мы доберемся до библиотеки…
Голоса ангелов стихли, когда они исчезли в зале с колоннами. Зейл же остановился там, где заканчивались деревья. Чтобы добраться до арки и находящегося прямо за ней зала, теперь пустовавшего, ему придется пересечь примерно тридцать футов открытого пространства.
– Ты не сделаешь того, о чем я думаю, – пробормотал Гумберт. – Тебя засекут, парень! Подумай о задании.
Но Зейл уже вышел из укрытия, целенаправленно шагая сквозь арку в прохладу внутреннего зала.
Он юркнул за колонну и огляделся. Чудеса, которые некромант видел прежде, меркли по сравнению с этим: парящие галереи тянулись бесконечной линией вдоль правой стороны зала, выходя в сад. Их украшали массивные колонны с замысловато вырезанными фигурами, которые, казалось, двигались, а их очертания были нарисованы светом, сияющим как хрусталь.