Я едва сдерживаю смех. В моей памяти еще свежи воспоминания о пронзительных голубых глазах Кроноса и о том, как он размахивает своим серпом. Он вовсе не казался напуганным, когда шепотом сообщал об ожидающей меня судьбе. Флёр беспокойно шевелится, и я понижаю голос.
– Он видел, как я
– Но какой ценой? Что еще было в том видении помимо маленького кусочка, который он решил тебе показать?
Все, что я помню, – это лицо Кай Сэмпсон, натягивающей тетиву лука, и брызжущая у меня из головы кровь. Моя смерть – единственное, что я запомнил в показанных мне обрывках изображений, но мне и этого было достаточно. Я не испытываю жгучего желания встретиться лицом к лицу с Кай Сэмпсон в реальной жизни.
– Нет уж, благодарю покорно. Это ваша битва, не моя.
– Но боится-то он не меня. Он лишь сейчас начинает осознавать, какую угрозу ты для него представляешь. Поэтому и подсылает к тебе Стражей, а сам прячется за мониторами и экранами в Обсерватории. Вот почему он смотрит на тебя только через око своего посоха. Потому что напуган, Джек. Лишь когда он будет уверен в собственном будущем, сможет набраться мужества встретиться с тобой лицом к лицу.
Флёр мирно спит рядом со мной, уютно прижимая к груди бледно-желтое одеяло. Я стараюсь отогнать воспоминание о том, как Кронос полоснул серпом девушку-Весну, и о каплях ее крови, запачкавших его тунику. Мы не можем позволить ему найти нас. Мне все равно, насколько сильна Флёр. Я не должен допустить, чтобы она встретилась с ним лицом к лицу. Ни ради Лайона. Ни ради кого-либо другого.
– Вы вдохновили их, Джек. Времена года и их кураторы наблюдали за вами. Они видели созданную вами бурю. Шепот восстания проделывает трещины в стенах Перекрестья.
– Восстания?
Я вспоминаю Времена года, которых мы видели бредущими в полях по обеим сторонам шоссе в Оклахоме… Они смотрели, как мы призывали непогоду. Я прижимаю тыльную сторону ладони ко лбу, воображая, какие слухи, должно быть, циркулируют сейчас в кампусе. Не менее шести Времен года видели, как мы создали и контролировали торнадо, являющийся доказательством всему, на что мы способны. Должно быть, теперь вся Обсерватория убеждена, что я развязал войну.
– В скором времени Кронос будет вынужден покинуть Обсерваторию либо для того, чтобы поохотиться за вами самому и погасить искру, которую вы разожгли, или убраться подальше от восстания, которое мы подняли.
– Мы? – Он объединил себя и нас с такой легкостью, будто мы на одной стороне или будто все происходящее – результат моих действий и моего свободного выбора. –
– Когда это игра в прятки помогала избежать смерти?
Я хватаюсь рукой за голову, вспоминая каждую смерть, которую принял от руки Флёр. Каким тщетным мне все казалось. Мы и ушли-то для того, чтобы разорвать этот порочный круг. Тем не менее мы снова здесь, нашли смерть на дороге, которую выбрали, чтобы избежать ее, как и говорил Лайон.
– Значит, Кронос был прав? Что бы я ни делал, я все равно умру?
Лайон молчит слишком долго. Меня пробирает озноб, когда он говорит:
– Пожертвовать собой ради других требует мужества, Джек. Иногда это означает, что нужно вообразить иной финал для них, если не для себя. – Флёр придвигается ко мне во сне, тепло прижимаясь к моей спине, и обхватывает меня руками за талию. – Когда ты устанешь убегать, отправляйся в то место, которое хранишь в своем сердце. Сила, в которой ты нуждаешься, сама тебя найдет.
Лайон отключается. Молчание на другом конце провода рождает во мне странное чувство покинутости. Я молча кладу телефон на рычаг, снова забираюсь под одеяло и устремляю взгляд в потолок.
Лайон сказал, что страх смерти не умаляет моих достоинств как мужчины. Но я себя таковым не чувствую. Я боюсь всего, что ожидает нас за пределами этой комнаты. За пределами этой кровати. Я прихожу в ужас от перспективы, что последую за своим сердцем, а оно будет вырезано у меня из груди. Я обнимаю Флёр и зарываюсь лицом в ее волосы, молясь, чтобы Лайон оказался прав. Что существует иной финал, если не для меня, то хотя бы для нее. И что каким-то образом я найду в себе силы встретить его.
40
Очень осторожный
Приемные часы в доме престарелых начинаются в полдень. Джек следует указаниям Эмбер о том, как добраться до учреждения, где живет ее мать. Он рулит одной рукой, а вторая лежит у меня на коленях. В салоне не играет музыка, никто не болтает и не ссорится по мелочам. Каждый погружен в собственные мысли. Мои размышления прерывистые, все еще тесно переплетенные с воспоминаниями о прошлой ночи и о том, каково это – проснуться рядом с Джеком и знать, что все изменилось. Остальные мои мысли вьются вокруг Эмбер.