Адъюнкт теперь уставилась на нее одним из тех оценивающих взоров, которые бросала после каждой произнесенной неупокоенной пираткой фразы. Что же, в этом есть ее вина. Шерк отослала Скоргена назад на «Вечную Благодарность». Собрание разнообразных увечий помощника притягивало все взоры. Она начала понимать, что он подрывает ее образ крутой профессионалки.
Горлорез, сидевший напротив Шерк, прокашлялся (произведя один из своих чудных хрипов) и улыбнулся ей. Она подчеркнуто резко отвернулась. Этот тип неприятен. На манер покойного Геруна Эберикта. Похоже, работа доставляет ему слишком большое удовольствие. Даже в солдате это не годится. Люди такого сорта предпочитают тянуть там, где тянуть опасно. Подвергают риску жизнь сослуживцев. Нет, ей не нравится Горлорез.
Отведя взгляд, она поневоле уперлась глазами в Мертвяка. Ох, что за имечко забавное. В некотором смысле он еще хуже. Она подозревает, что он проник во все ее секреты, какой бы скрытной она не пыталась быть. Да, он может чуять ее, и не только протухшие травы. Он ее унюхал с самого начала.
К счастью, сейчас он дремлет, опустив подбородок на широкую грудь. Не пришлось поймать очередной понимающий взгляд.
Адъюнкт обратилась к ней: – Капитан, я долго беседовала с Трясом Брюллигом, пытаясь пополнить знания о вашей Летерийской империи. Однако его ответы оказались чрезвычайно неудовлетворительными…
– Бедняга Брюллиг угнетен, – ответила она, – и влюблен. Гм… может, определение «неуправляемая похоть» более подходит к состоянию его жалкого, ограниченного ума?
Брюллиг вытаращился на нее.
Сержант Бальзам склонился в Горлорезу: – Что она сказала?
– Император, – сказала Тавора.
Шерк нахмурилась, ожидая продолжения.
– Император Тысячи Смертей.
– Уверена, это преувеличение. Едва нескольких сотен. Поборники. Они пока что все умирали.
– Полагаю, Эдур отлично его защищают внутри дворца.
Шерк Элалле пожала плечами: – Адъюнкт, мало деталей просачивается о творящемся в Вечной Резиденции. Канцлер и весь его персонал – летерийцы – остались на службе после завоевания. Также имеется могущественная тайная полиция – тоже из летерийцев. А аппарат управления экономикой – тоже летерийцы.
Татуированная дикарка фыркнула: – Тогда что, во имя Худа, делают Эдур? Куда они встроены?
– Сидят наверху, – ответила Шерк, – и качаются.
Молчание повисло надолго.
– Но, – заговорила наконец Тавора, – императора нельзя убить.
– Точно. – Шерк наблюдала, как ее слова пролагают путь в сознание малазан – кроме Мертвяка, конечно, чей храп перекатывался по темной комнатке – пещере словно рев морского прибоя.
– Разве это не имеет значения? – удивилась Тавора.
– Иногда кажется, что так. – Ох, как Шерк хотелось пить вино без того, чтобы оно не просачивалось во все отверстия! Хватило бы кружки или двух.
– Император, чьи поступки продиктованы мечом, – говорила Тавора. – И который, однако, совершенно неопытен в управлении империей.
– Да, для него это скучная обязанность, – с улыбкой согласилась Шерк.
– Тисте Эдур опираются на мощь бессмертного правителя; они живут, грезя, будто правят государством. Однако реальность вовсе не так восхитительна.
Шерк Элалле кивнула: – Эти Эдур были народом рыбаков. Охотниками на тюленей. Строили из дерева. Их полдюжины племен или чуть больше. Некий король – ведун, Ханнан Мосаг, провел войну объединения. Почему именно он не завладел ужасным мечом – знают только сами Эдур, но нам они не рассказывают.
– Этот Ханнан Мосаг еще жив? – спросила Адъюнкт.
– Он новый Цеда императора.