Читаем Бурятские сказки полностью

Ударил Алтан-Шагай-мэргэн ненавистного мангатхая так, что испустил он дух, а крутые его рога сами собой отвалились — и вышли оттуда дед Алтан-Шагай-мэргэна — царь Баян-Хара и отец — Алтан-Жоло-мэргэн, оба живы и невредимы.

Сожгли они останки Круторогого Рыжего мангатхая, развеяли пепел по северному ветру осиновой лопатой, по южному — березовой и направились прямиком в черный железный дворец побежденного злодея. На шестьдесят верст раскинулся тот дворец в длину и ширину. Едва отыскали мэргэны Урма-гохон-хатан, спрятанную мангатхаем в железный амбар без окон, без дверей. Вместе с пленницей загнал мангатхай в этот амбар три зимних заморозка, смерзшихся в один холод.

Сломали мэргэны железный амбар, вызволили Урма-гохон-хатан, ставшую от холода меньше семилетнего ребенка. Тогда съездил царь Баян-Хара в девять лесов, привез бересты, набрал из девяти таежных источников ключевой воды. Окурил Урма-гохон-хатан берестяным дымком, омыл священной водой, и стала она прежней красавицей, а ума ей было не занимать.

Подожгли три мэргэна — дед, отец да внук — дворец Круторогого Рыжего мангатхая, забрали все его добро, всех подданных, весь скот, не оставив ни обрывка ремня, ни обломка ножа, и отправились в родные места, едва протискиваясь с бесчисленным скотом в узких ущельях, едва утоляя жажду тучных табунов водой горных и степных рек. Так едучи, добрались до дома.

Расселили мэргэны новых подданных на новых местах, пустили скот на пастбища Алтая, на выгоны Хэхэя, и зажили с тех пор счастливо и богато.


ГЛУПЫЙ ВОЛК

Надоело пастись лошадям под знойным солнцем. Направился весь табун прямиком к реке напиться и поплескаться. Самым резвым да сильным досталась чистая вода, а отставшим муть да грязь.

Был в этом табуне маленький серый жеребенок. Оттеснили его другие лошади, и увяз он в грязной луже едва не по уши. Вот уже весь табун разошелся, поспешая на пастбище, а серый жеребенок барахтается в грязи, выкарабкаться не может.

Тут подходит к нему волк.

— Вот это удача! — говорит. — Съем я тебя, однако, серый жеребенок!

— Где это видано, где это слыхано, чтобы упавшего в лужу стригунка задрал благородный волк? — спрашивает жеребенок. — Сначала вытащи меня отсюда, как подобает настоящему молодцу, а потом сам рассудишь, съесть меня или нет.

— Твоя правда, — согласился волк. Помог он жеребенку выбраться из лужи и спрашивает: — Ну теперь-то я могу тебя съесть?

— Какой ты нетерпеливый, — отвечает жеребенок. — Как ты меня такого грязного есть будешь? Сначала смой с меня глину и речной ил, а потом поступай как знаешь.

Принялся волк мыть жеребенка. Принялся облизывать перепачканные бока и грязные ноги. Едва управившись, говорит жеребенку:

— Теперь ты вкуснее будешь. Пора тебя съесть!

— Да кто же ест подмокшее мясо! — удивляется жеребенок. — Дай ты мне хоть немного обсохнуть, я же никуда не денусь.

Оскалил волк острые зубы и уселся рядышком в ожидании скорой поживы. Сидит, слюнки глотает, а серенький жеребенок на солнце сушится. Вот уже вечереть стало, обсохли бока, встряхнулся серый жеребенок, почувствовав, как разогрелось тело и налилось молодой силой.

Тем временем подступил волк к жеребенку и разинул свою пасть.

— Кончилось, — говорит, — мое терпенье. Съем я тебя и косточки обгложу.

— Воля твоя, — отвечает жеребенок. — Только хочу я тебе открыть напоследок великую тайну: под правым копытом моей задней ноги хранится золотая печать с надписью. Прочти сначала эту надпись, как подобает настоящему молодцу, а потом можешь съесть меня.

Очень захотелось волку узнать тайну золотой печати. Взялся он за правое жеребячье копыто, стал надпись искать. А серенький жеребенок, собрав всю силу и точно нацелившись, так лягнул волка, что, отлетев в сторону, свалился тот без памяти.

— Глупый ты волк! — сказал напоследок жеребенок и стрелой умчался в степь.

Очнулся волк, открыл один глаз, а другой продрать не может, — до того сильно припечатал его жеребенок своим копытом. Но и одним глазом видно, что серого жеребенка след простыл.

— Какой же я дурак! — стал казниться волк. — Какую надпись я хотел прочесть на золотой печати, если грамоте не разумею! Какой же я простофиля! — не переставал ругать себя волк, бредя по степи и обнюхивая мышиные норки.

Вдруг видит — на склоне горы пасется бычок-двухлеток. «Уж этот-то от меня не уйдет!» — решил волк и бросился к бычку.

Бычок и убегать не стал, сообразив, что состязаться в резвости с волком бесполезно. А волк подбегает и говорит:

— Бычок, бычок, я тебя съем!

— Дядюшка волк, — отвечает бычок, — силой ты всегда меня взять успеешь, а вот попробуй одолеть смекалкой.

— Чтобы одолеть тебя, большого ума не понадобится, — зарычал волк, оскалив острые клыки.

— Ума, говоришь, не понадобится? — удивился бычок. — Ну-ка, садись ко мне на спину. Удержишься на загривке, тогда и съешь меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь красавиц
Семь красавиц

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208). В поэме Низами возвращается к проблеме ответственности правителя за своих подданных. Быть носителем верховной власти, утверждает поэт, не означает проводить приятно время. Неограниченные права даны государю одновременно с его обязанностями по отношению к стране и подданным. Эта идея нашла художественное воплощение в описании жизни и подвигов Бахрама - Гура, его пиров и охот, во вставных новеллах.

Низами Гянджеви , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги