Буридан

Она попыталась соскочить с кровати, но страх был велик. Ее будто парализовало. Она отчетливо слышала Готье, который, войдя в Лувр, направился прямиком к Большой башне, слышала, как он начал подниматься.

Внезапно дверь открылась.

Маргарита выставила перед собой руки, чтобы оттолкнуть ужасное видение, но видение, тщательно заперев дверь, подошло, склонилось над ней. Но на сей раз ирреальное видение становилось явью.

Так как дверь действительно открылась; к Маргарите действительно подходил человек, склонялся над нею. И человеком этим был Валуа.

Он задрожал от испуга.

Перед ним была уже не Маргарита; эта ужасно исхудавшая, полумертвая от голода, сама почти призрак, — в самом ли деле то была божественно прекрасная Маргарита Бургундская?..

Но тотчас же слабый лучик жалости, что пробудилась в сердце этого человека, потух. Маргарита умирала, да! Но она еще не была мертва! Она могла говорить, могла погубить его!

Он вытер выступивший на лбу пот и пробормотал:

— Маргарита, нужно выпить этот яд.

Она нашла в себе силы закричать:

— Смилуйся, Готье, пощади! Ты меня не убьешь! Я. Но ты ведь не Готье!.. Кто ты?.. А! Я тебя узнаю! Ты — Валуа!..

Расхохотавшись, она завопила:

— Валуа! Мой любовник! А! Только его не хватало моей агонии!..

— Замолчи! — прорычал Валуа, бросая обезумевший взгляд на дверь.

— Мой любовник! — прокричала Маргарита. — Все идите сюда! Призраки тех, кого я любила, и ты тоже, Буридан! И ты, Филипп! И ты, Готье! Входите, я хочу.

Голос вдруг изменил ей. Испуганный Валуа сперва схватил кинжал, но тут же его отбросил. Крови быть не должно!.. Растерянно озираясь, он поискал, как убить Маргариту, и неожиданно нашел!..

Волосы, восхитительные волосы Маргариты — он схватил их, скрутил в веревки и затянул вокруг ее шеи, сжал, завязал эти веревки узлом. Начал сжимать сильнее. Затем медленно, распутал узел, уложил волосы на плечи. Смертельно побледнев, он наклонился еще ниже, настолько, что почти прикоснулся ко рту Маргариты, и яростно зарычал, увидев, что она все еще дышит. Слабый звук сорвался с распухших губ королевы. И Валуа уловил последний вздох, последние слова Маргариты Бургундской:

— Миртиль, святые и ангелы… сжальтесь над Миртиль… защитите мою дочь…

Ее пробила легкая дрожь, и она затихла — навсегда.

Валуа, не отводя глаз от трупа, медленно отступил к двери и прислонился к ней. Так, думая о чем-то своем, он простоял примерно с час, затем — белый как мел — вышел, вернулся в кабинет короля, склонился над племянником и промолвил:

— Королева мертва, сир!..

Людовик резко выпрямился, громко вскрикнул и, словно сноп, повалился на паркет, потеряв сознание. Валуа окинул его внимательным, преисполненным странного любопытства взглядом, а затем прошептал:

— Не пройдет и полугода, как я стану королем Франции!

Напряженный, с пылающими гордостью глазами, он смотрел перед собой ожесточенным взглядом, казалось, бросая вызов самой Судьбе.

XXX. ВИСЕЛИЦА МЕССИРА ДЕ МАРИНЬИ

Мы возвращаемся к Ланселоту Бигорну, Гийому Бурраску и Жану Буридану в тот момент, когда, среди людских потоков, они пробирались к Порт-о-Пэнтр. Эта толпа, которая из всех частей Парижа стекалась к вышеуказанным воротам, где останавливалась, чтобы разлиться затем по равнине, словно вышедшая из берегов река, которая ищет место для своих вод, эта веселая толпа направлялась к виселице Монфокон. Многие имели при себе небольшие фонари, так как было еще темно. Женщины несли в руках большие корзины, доверху забитые провиантом. Люди окликали друг друга, повсюду раздавались взрывы смеха, а также звучные пощечины, которыми кумушки награждали своих чад, вцепившихся в их платья. Парни щипали за ляжки хорошеньких девушек. Буржуа, более степенные, были в кирасах и вооружены протазанами. Группы объединялись одна с другой, и горожане в них делились друг с другом захваченными из дома съестными припасами.

— Идите сюда, у нас кольцо кровяной колбаски и половинка фаршированного гуся!

— Моя женушка несет целый бурдюк вина с равнины Монсо.

— Эй! Поживее, Гийометта! Если так и будешь плестись, лучшие места разберут.

Крики, песни, смех, детский плач — все, из чего и сейчас состоит, и всегда будет состоять праздничная толпа; и ароматы галет и пирожных с заварным кремом, и повсюду снующие торговцы вафельными трубочками; и торговцы медом; и жонглеры, решившие поднять людям настроение; и корпорация менестрелей, уже поющих грустную кантилену о смерти мессира Ангеррана де Мариньи, повешенного первым на виселице, которая на его же средства и была воздвигнута!