Буридан

В этот момент Роллер издал слабый вздох, и человек, стремительно вскочив на ноги, отступил на несколько шагов, каждый из которых сопровождался крестным знамением. Однако же, так как раненый даже не пошевелился, бродяга вновь набрался смелости, и, когда с губ Роллера сорвался стон, сказал себе:

— Быть может, он еще не умер. Эй, друг, — добавил он, подходя ближе, — если ты еще не умер, так и скажи.

Раненый ответил парочкой неразборчивых слов.

Вышло так, что бродяга, сделавший эту зловещую находку, не был плохим человеком. Жадность и благоразумие советовали ему бежать оттуда со всех ног, оставив этого незнакомца спокойно умирать, но некая жалость его удержала. Как мог, он принялся черпать воду из Сены и брызгать в лицо раненому, который не замедлил прийти в себя.

— Что я могу для вас сделать? — спросил тогда бродяга, подтащив Роллера к основанию башни и прислонив к стене.

Швейцарцы имеют репутацию людей живучих. Нам не известно, насколько эта репутация оправданна, но в любом случае, то ли удары Страгильдо оказались слишком слабыми, то ли кинжал не пробил никакого жизненно важного органа, то ли, наконец, бравый швейцарец действительно был живуч как кошка, но, похоже, Роллер довольно-таки быстро осознал, что с ним случилось и где он находится, так как на вопрос этого человека он ответил уже более отчетливым голосом:

— Если вы христианин, то поможете мне дойти до первого дома у моста и будете вознаграждены.

— Я христианин, — отвечал бродяга, — и, если нужно, помогу вам дойти даже дальше, чем до моста. А что до вознаграждения, то не переживайте: я его уже получил.

Понял Роллер или не понял смысл этих слов — не так уж и важно. Он кивком дал человеку понять, что крайне ему признателен, и с его помощью поднялся на ноги.

На то незначительное расстояние, что отделяло их от моста, двое мужчин потратили около пары часов, — уже отцепляли цепи.

Роллер жестом указал на дом, к которому его следовало отвести; то был весьма жалкий трактир, где его знали и где он был милосердно принят хозяйкой, тогда как обнаруживший швейцарца и, так сказать, спасший его ночной странник удалился, дабы попытаться продать кинжал Страгильдо.

По истечении трех суток раны Роллера начали закрываться. Тогда он сообщил своей хозяйке, что желает уйти. Славная женщина на это заметила, что, уйдя, он обречет себя на верную смерть, но Роллер был упрям. К тому же, его мучило беспокойство: действительно, на встречу, назначенную ему Мабель в доме на кладбище, он должен был явиться еще три дня назад. Да и снедавшая швейцарца жажда возмездия еще более обострилась — он ни секунды не сомневался в том, что удары кинжалом ему нанес какой-нибудь слуга Маргариты. Роллер с трудом оделся, вышел, отказавшись от любой помощи, и с горем пополам добрался до жилища Мабель. Добрался через сутки после того, как Мабель и Миртиль уехали из Парижа.

Сделав над собой усилие, швейцарец сумел подавить слабость и принялся обыскивать комнату, которая служила Мабель лабораторией в то время, когда та готовила приворотное зелье.

Мы не станем перечислять, сколько обмороков перенес несчастный в тот день, скажем лишь, что по мере того, как он чувствовал, что жизнь его оставляет, его жажда мести становилась все более и более неистовой.

Мабель говорила, что передаст ему доказательства неверности Маргариты. Но Мабель сейчас здесь не было, и, возможно, ждать ее будет напрасно. Стало быть, он должен немедленно разыскать эти бумаги и действовать в одиночку, пока еще жив.

К концу дня — истощенный, дрожащий от лихорадки, с изможденным от боли лицом — он готов был уже отказаться от этой мысли, когда вдруг, движимый последним инстинктом, обнаружил ту нишу, из которой Симон Маленгр вытащил Миртиль.

В нише стоял кофр, который Мабель опустошила перед отьездом.

Но Мабель оставила кофр открытым, как, впрочем, и саму нишу!

Возможно, она хотела, чтобы тому, кто явится в этот дом и поднимется в эту комнату, они непременно бросились в глаза: сначала — ниша, а затем — и кофр.

В глубине сундука Вильгельм нашел тяжелый свиток пергамента и три или четыре золотых экю, забытые Мабель. Швейцарец взял экю и свиток, завернутый в бумагу, на которой были написаны несколько строчек. Затем, спотыкаясь, держась за стены, он спустился и двинулся вдоль кладбища Невинных по направлению к Лувру.

Сгущались сумерки. Окрестности были пустынны.

Почувствовав себя плохо, Роллер прислонился к ограде. Он понимал, что умирает.

— Боже Всемогущий, — прошептал швейцарец, — еще час, дай мне еще час, а уж потом, если пожелаешь, открой мне двери преисподней.

Роллер пожирал глазами написанные на бумаге строки. Но бедолага не умел читать.

— Это должно быть то самое!.. — проворчал швейцарец. — Но если я ошибся, если здесь что-то незначительное, если я умру, не найдя, не отомстив за себя.

В этот момент он увидел человека, который — шапка набекрень, рапира болтается между ног — орал что-то во все горло.

Роллер подал ему знак, и человек, прервав свою песню, подошел ближе.

— Вы читать умеете? — спросил Роллер.