Буридан

— И даже писать! И доказательством тому служит то, что я на протяжении пяти лет посещал в Сорбонне уроки знаменитого доктора Шелье. Вот и сейчас иду в таверну «Ученый осел», где у меня открыт кредит.

Роллер разжал руку и сказал:

— Возьмите!

Человек с рапирой вытаращил восторженные глаза и схватил золотые экю, которые представляли для него целое состояние.

— Что нужно делать? — вопросил он дрожащим голосом. — У вас есть какой-то враг, от которого я должен вас избавить? Или эти благородные золотые монеты — плата за то, чтобы я отправил для вас на тот свет какого-нибудь ревнивого мужа? Вероятно, именно этот муженек и привел в вас в то состояние, в котором я вас вижу.

— Прочтите то, что написано на этой бумаге, — произнес Роллер.

И он поднес свиток к глазам студента, но из рук не выпустил.

— И что потом? — удивился тот.

— Потом? Это все. Прочтите, и эти экю — ваши.

Судя по всему, студент себя немного перехвалил, так как на то, чтобы расшифровать пару строк, у него ушло целых десять минут.

— Понял! — победоносно воскликнул он наконец.

— Читайте же! — пробормотал Роллер, судорожно дрожа.

Студент прочел:

— «Воспоминания госпожи де Драман касательно событий, которые происходили в Нельской башне».

Роллер захрипел от радости и знаком показал человеку, что тот может идти.

Студент не заставил повторять это приглашение дважды и удалился, или, скорее, унес ноги, опасаясь, как бы незнакомец не пожалел о своей щедрости.

Роллер с трудом двинулся дальше, крепко зажав в руке свиток.

«Только бы дойти до Лувра прежде, чем меня настигнет смерть», — думал он.

Но, пройдя шагов пятьдесят, швейцарец почувствовал, что теряет сознание.

Он находился на достаточно оживленной улице, занятой по большей [4] части кузнецами, из чьих ярко освещенных в спускающихся сумерках мастерских доносился серебристый звон бьющихся о наковальни молотов. И, столь близко расположенная от зловещего и уединенного кладбища Невинных, эта веселая улица казалась дорогой, что ведет от смерти к жизни. Тогда она называлась улицей Шарронри, или улицей Тележников.

На мгновение Роллер даже оживился. Ему словно передалась радость кузнецов, которые ковали железо, распевая песни, как то было принято в их професси и, — вероятно, пение помогало бить молотом в такт.

Но силы его уже оставляли, обе раны кровоточили. Понимая, что вместе с кровью из него выходит и жизнь, несчастный направился к ближайшей кузнице, чтобы попросить о помощи. Неожиданно колени его подкосились и он упал в лужу в тот самый миг, когда на другом конце улицы появился многочисленный конный отряд.

Возглавлял отряд статным мужчиной, восседавший на одном из тех крупных нормандских скакунов, которые сейчас используются лишь в качестве тягловой силы, а тогда считались слишком хрупкими для веса, который представлял закованный в доспехи всадник.

Человек этот ехал немного впереди своего эскорта; понуро опущенная голова, выпущенные из рук поводья, тяжелые вздохи, что слетали с его губ, свидетельствовали о том, что предводителя отряда одолевают какие-то мрачные мысли. Внезапно его лошадь резко остановилась.

Всадник, казалось, пробудился от тягостного сна и лишь тогда заметил раненого, которого едва не раздавил его конь. Он уже хотел было проехать мимо с тем ожесточенным безразличием, которое бывалые вояки питают к подобного рода инцидентам, но несколько слов раненого заставили его вздрогнуть. Всадник спешился и склонился над раненным:

— Вы говорите, что знаете меня?

— Да.

— Хотите сообщить мне нечто важное, касающееся короля?

— Да.

— Говорите же, я вас слушаю.

Роллер колебался. Он бросил на человека в латах жадный взгляд, словно для того, чтобы, в последнем усилии, попытаться прочесть его мысли.

— Правда ли, — прошептал он наконец, собирая все свои силы, — правда ли, монсеньор, что вы ненавидите королеву, как о том поговаривают в Лувре?

— Так поговаривают в Лувре? — промолвил, нахмурившись, тот, кого Роллер назвал монсеньором.

— Я умираю, — прохрипел швейцарец, — так что вы можете доверить мне свою тайну, какой бы ужасной она ни была… Но, если вы не ответите, я ничего не скажу. Поспешите: через несколько секунд будет уже поздно.

Роллер, который до того приподнялся на локте, снова упал в лужу.

Стоявший окинул подозрительным взглядом человека на земле и увидел, что бледное лицо несчастного уже затягивает своей пеленой смерть. Руки раненого были холодными. Человек в латах наклонился еще ниже и прошептал:

— Ты спрашиваешь, ненавижу ли я королеву?

— Да, я спрашиваю именно это, а задать подобный вопрос, забыв про ваше земное могущество, может лишь тот, кто уже готов предстать перед Всемогущим Господом нашим, королем королей.

Глаза монсеньора блеснули.

— Что ж, — сказал он, — то, что ты слышал, правда: я ненавижу ту, которую ты назвал. А теперь — говори.

Умирающий сделал последнее усилие, но, понимая, вероятно, что не успеет сказать все, он протянул латнику свиток и прохрипел:

— Возьмите это. О, как бы я хотел сам отнести его королю!.. Но раз уж.

Слова замерли на его устах, с которых слетали теперь лишь невнятные стоны.