Буридан

Буридан вновь запрыгнул в седло и, не принимая никаких мер предосторожности, подъехал к воротам; стражники смерили его внимательными взглядами, так как у них был приказ задерживать любого проезжающего всадника, который показался бы им подозрительным. Но в городе о капитане Буридане говорили с таким ужасом, что они представляли его себе плохо одетым разбойником с густой бородой и устрашающим лицом. Им даже и в голову не могло прийти, что этот столь элегантный, столь улыбчивый молодой дворянин, который, проезжая, сердечно пожелал им доброго утра, и был этим самым жестоким мятежником, который, дав отпор королевским войскам, только что улизнул со Двора чудес.

Итак, Буридан проехал без малейших проблем и, в превосходном настроении, под лучами восходящего солнца углубился в сельскую местность, оставляя по правую руку гору Монфокон, где высилась виселица, и направляя скакуна крупной рысью к покрытым зеленью склонам горы другой, имя которой было — Монмартр!..

Именно туда, на Монмартр, и держал свой путь Буридан.

Ему было столь же нужно увидеть Миртиль, сколь нужно бывает вдохнуть глоток свежего воздуха человеку, проведшему несколько дней в закрытом помещении.

И не то, чтобы Буридан был или полагал себя сентиментальным. Ему, напротив, казалось, что во всех поступках его жизни любовь занимает не так уж и много места. В действительности же, Миртиль ассоциировалась у него со всеми событиями, даже с теми, к которым она не имела абсолютно никакого отношения; она как бы являлась основой основ, формирующей его мысли, а все остальное было побочным, второстепенным.

Вот почему сердце его забилось чаще, когда он начал подниматься по крутому склону, ведя коня за собой под уздцы и окидывая взглядом те несколько невзрачных домишек, которые сгруппировались там единственно затем, чтобы располагаться на вершине горы, — в те варварские времена люди возводили свои жилища на холмах, чтобы заметить врага, если тот нагрянет, еще издали.

Тогда на холме Монмартр еще не было никакого аббатства.

Количество обитателей тамошней деревушки едва достигало тридцати человек, поэтому, даже не зная, куда в точности ему следует идти, Буридан был уверен в том, что быстро найдет Мабель и Миртиль, то есть мать и невесту.

Когда он, тяжело дыша, поднимался по склону, что-то белое, легкое, почти воздушное выпорхнуло из лесосеки. Бросившись на шею возлюбленному, Миртиль радостно воскликнула:

— Здравствуйте, сеньор Буридан, добро пожаловать на эту гору.

Не в силах вымолвить и слова, Буридан крепко прижал невесту к груди. Только сейчас он понял, сколь сильно ее любит. Почти тотчас же появилась помолодевшая лет на двадцать Мабель — Анна де Драман, — и после первых излияний чувств все трое поднялись на вершину холма.

— Видишь вон ту вот скалу? — промолвила Мабель. — Там я и обитаю.

— Как это?..

— Она хочет сказать, что проводит там все дни напролет, глядя в сторону Парижа, — пояснила Мабель.

Все трое были так счастливы, как только могут быть счастливы люди в семье после долгой разлуки.

Вскоре они добрались до хижины. На скорую руку был приготовлен завтрак, и Буридан, думая о том, что товарищи его остались совершенно без пропитания, уселся за стол, улыбнувшись при мысли о тех необычайных хитростях, к которым, как всегда, не преминет прибегнуть Бигорн, дабы раздобыть еду.

В монмартрскую деревушку Буридан явился, чтобы запастись новыми силами. Он гнал прочь из головы любые невеселые мысли, решив хотя бы денек прожить в безмятежном счастье, под преисполненными любви взглядами невесты и матери.

Поэтому, когда по прошествии пары часов Мабель заговорила о возможном отъезде, он отложил этот разговор до завтра. Вечером ему приготовили лежак в одной из тех двух комнат, коими располагала эта хибара, и состоял этот лежак из охапки соломы, которую женщины исхитрились преобразовать в настоящую постель.

Затем они удалились в свою комнату, и Буридан спал на своей соломе, как король. Как король, уточним, в его собственном представлении, так как король-то в ту ночь и не спал вовсе; он оплакивал свое разрушившееся счастье и боролся с душевной болью, ненавистью, местью, всеми навалившимися на него призраками горя и разочарования.

На следующий день Мабель вновь заговорила об отъезде, но Буридан и на сей раз обошел этот вопрос стороной.

Уехать, оставить в темнице Филиппа и Готье, двух его братьев!.. Нет, на это он пойти не мог. Он думал о том, чтобы вернуться в Париж, но с каждым часом вновь откладывал момент этого нового расставания, которое, как он надеялся, должно было оказаться последним!

Этот день, затем еще один пролетели так же, как и первый.

Мабель была удивлена.

Миртиль находила такую жизнь восхитительной.

Правда, это ее счастье омрачалось мыслью о том, что ей предстоит навсегда разлучиться с отцом, но в глубине души она надеялась, что рано или поздно Мариньи отойдет от своих предубеждений, и между ее отцом и мужем — а в мыслях девушки Буридан уже был ее мужем — восстановится мир.